АВТОР ПЕСЕН НИКОЛАЙ ПРОЯВИТЕЛЬ-ГОНЧАРОВ

НИКОЛАЙ ПРОЯВИТЕЛЬ-ГОНЧАРОВ

                          стихи
                     
*   *   *

Каждый потерянный друг
будет другими любим,
и кто-то такой же вдруг
станет другом твоим.

11 декабря 1979


МЯЧ И ФИАЛКА

Наш детский мяч попал под колесо
проезжего случайно катафалка.                
Мяч показал, скривил весёлое лицо…
Раздавлен мяч и рядом смятая фиалка.

На место гибели никто не ходит.
Лишь иногда, летя ко всем чертям,
мы проезжаем, неся в колёсах горе,
чужим фиалкам и мячам.

19 августа 1982

*   *   *

Манежится бар, выюловывает,
танец волен и трёп
задымлённую стопорит голову,
и за уши нагло трясёт.

Подчинённая этакой шатии,
сумасбродка, не жизнь, пролила
на пол коктейли коньячные
и пьяная в доску что-то плела.

16 декабря 1983

*   *   *

Я положен на лопатки:
ноги прямо, руки врозь,
на снегу распятый,
но конечно, не Христос!

Нас несёт скольженья сила!
Счастье мчится, красота!
Выпадает, заскользило,
снег от неба до бела!

Я люблю с тобою вместе,
мы под крыльями мечты.
Подхватило, в небе тесно,
нас, пожалуй, не спасти!

1983

*   *   *

Стихи пришли червоно-белы,
удел-князьки осоловели.

Хвалили балда, шурша, балдели.
Сменил цвета – осиротели.

Как ты цветёшь, читатель, в теле,
так стих средь рожь всегда светлее.

1984

*   *   *

Морозный день застыл.
Недвижен неба вид.
Любви я не забыл.
Хочу с тобою быть.

В холодные часы
не разучусь любить.
Я буду даль скрести.
Хочу с тобою быть.

1984

*   *   *

Прошлое врезает цифры
из морщинок по лицу.
Прошлое могло разбиться
об уверенность свою.

Прошлое – твоя записка,
на деревню дедушке письмо,
если в рыло превратиться
поспешило бывшее лицо.

Прошлое тебя свалило,
оправданьями оброс.
Пусть потратится вся сила,
лишь бы прошлое нашлось.

1984

*   *   *

Как жили мы удивительно,
два удивительных сна.
Не подковами давят – копытами,
копытами давят, а зря.

Придавило бы счастье до гроба,
в дни бы вербные обнялись.
Докатились до волчьего воя,
разобиделись, разбрелись.

Нам достаточно было комнатки,
придорожного уголка.
Как носили нас белокожие
облака, облака, облака.

Потянуло на пробы, на тяжести
беспробудного сна.
Хватанула полнеба – пожалуйста.
Остальное тебе на фига?

Мне казалось, что будет гуманно.
Я обламывал облака.
Ты поставила точку романа,
собралась и ушла.

Что поделаешь? – Стали просекой
поднебесные сны.
Мы расстались, а вербы несносные
облака продолжают нести.

1985

КАСКАДЁР

Жил каскадёр. Как матерщинник
он крыл отчаянность голов,
лез в петли он продуманно и чинно,
без суеты и лишних слов.

Он говорил: « Я половинка от валета,
в пиковой карте под пятой,
вниз головой мои портреты,
козырно ходит тот – другой.

Бумажным змеем зависаю.
В полётах я, а тот земной
потягивает ниточку, пускает,
я падаю – целёхонек другой.

Подошвой подпираю звёзды,
в планету ввинчен с головой.
Но согласитесь, вышибает слёзы
опять-таки другой.

Меня минируют восторгом,
взрывают лживой похвалой.
Одни считают полубогом,
другим я грешный и чужой.

Не знаю кто, но выдумал такое:
чужие подвиги свершать
и чью-то трусость прикрывать
эффектной выкладкой героя»

Кто приручил меня с лихвою
быть смелостью рекламного шута,
в дерьмо зарывшись с головою,
держать ногами небеса»…

То был последний разговор.
Погиб на съёмках каскадёр.
И плачут ночью небеса.
Такая кин – дза – за.

25 августа 1985

*   *   *

Округа промокшая. Вспомнил продрогшее,
как не печалюсь, всё-таки так:
падает в осень, падает в прошлое
необратимое золото вспять.
Не обратимое – невосполнимо.
Было неистово, было слегка,
схожее в чём-то с пластикой мима
жесты метнувшего за облака.
Чувствую скоро, чувствую холод.
Белые глади, белую прядь,
белую землю, уставшую голову
ветер холодный будет трепать.
Вижу предзимье, северный мостик,
ступишь случайно, не устоять.
Падает в прошлое, падает в осень,
было, и будет падать опять.

16 октября 1985

*   *   *

Исчезают тучи,
исчезают вплавь.
Не скажу везучий,
но я точно знал,
что судьба-кукушка
нагоняет дождь,
и берёт на мушку,
повторяет ложь.
Я не верил скуке:
годы куковать,
я поверил в «будет»
и боялся ждать,
что когда-то тучи
ветер улетучит,
что какой-то случай
выдаст день везучий.

8 ноября 1985

*   *   *

Страна, как на экваторе
стыкует пару половин.
Европа-Азия приварены,
уральский шов неизгладим.

Нас носят в сини «илы»
поочерёдно в разные концы.
Аэрофлотская Россия
не может нас свести.

12 января 1986  

ЧУЖИЕ  ЛИСТЬЯ

Издали казалось,но вот я вижу близко,
ветви тополя в берёзовых листьях.

Так получилось, будто случайно,
веселы листья, тополь печален.

Тополь шумит, не собой зеленеет,
как не печалься, укрыты волненья.

Листья блестят красотою несносной,
не замечают, близиться осень.

В общем ряду, обычного цвета,
листья закрыли ветви от света.

Как получилось, изучает наука,
тополь утратил россыпи пуха.

Чужая листва вознесённая живо,
силу земную легко оглушила.

Скоро осень придёт, на закате
явит тополь стойкость и хватку,

в столкновениях черти каких,
голым скелетом, но без листьев чужих.

19 мая 1986  

       МЕТАМОРФОЗА

Лижет волна твои белые ноги,
греет закат твои белые плечи.
Зимние дни вдали от порога,
водные блёстки, близится вечер.

Ты бросилась на спину в Чёрное море,
тебя возвращает третья волна.
Намёк на загар, может, выпадет скоро,
ну, а пока ты, как прежде бела.

Если взойти на скалу и вглядеться
в чайку бегущую по зеркальной воде,
можно заметить, что некуда деться
от схожести белой, хранимой в тебе.

Жду, пропускаю пустые недели.
Возвращаюсь, время ехать домой.
К морю, ты вышла, но плечи сгорели,
и белые крылья горят за тобой.

8 января 1987  

         *   *   *

И всё же осень лучшая пора.
Куда ни глянь – печаль и скука,
то щупло катится листва,
то тишина – ни звука.

И пусть шумит кошмар осенний,
и пусть я знаю, что умру,
я понимаю без сомнений,
печаль исчезнет по утру.

6 июля 1987  

            ТАМАДА

Слухач к тальянке припадал,
мелодию, хватая на лету,
и пьяным голосом срывал
застольную слезу.

И горько пел и плакал люд.
В дыму тонула пьянка.
Хотелось думать и вздохнуть
мехами плачущей тальянки.

Выл пёс у дальнего сарая.
Орала вьюга, дом скрипел.
Казалось, нет конца и края
бессильной жалости к себе.

Так время шло. Пора бы расходиться,
но принесло же ветром тамаду.
Он в руки взял пьянчугу-гармониста
и что-то в ухо нашептал ему.

Слухач удобнее уселся,
с дурацким смехом заорал:
«Снимай, братва, всю тяжесть сердца!»
И, свистнув, громко заиграл.

Несли мелодии-притопы,
люд дружно лязгал и скакал,
а тамада подсказывал аккорды,
и такты новые вставлял.

Куда-то делся горький плач,
тоска по вольнице людской
и губ не рвал хромой слухач,
никто не плакал за собой.

Утихла музыка к утру.
Спал кот со слухачём.
И славил кто-то тамаду,
и остальные ни о чём.

4 февраля 1988  

          *   *   *

Ночь, покати шаром
в моих сердечных трюмах,
давай в подвал запрём
писклявый голос рюмок.
Сегодня выпью я вина
бокалов восемь к ряду
и затяну, что молодость была,
и не вернуть её ни разу.

8 января 1991

          *   *   *

Крещенские морозы на носу
и щёки жжёт до посиненья.
Твой рейс объявят на Москву,
сожмутся губы от волненья.

Судьбы заманчив оборот,
кругами вьюга подкрадётся
и не отменят твой полёт,
и солнце в облаке прорвётся.

И заиграют лучики слепящие,
я взгляд, прищурив, отведу,
и поцелуем в небо уходящим
тебя в полёте сберегу.

15 января 1991

 *   *   *                                                            

 Корней Чуковский был любим
тобою в южном детстве,
но вот под хмелем молодым
поэт теряет место.

К тебе пришла пора любви
в ладони, будто океаном,
и шторм из пригоршней воды
умчал в душистые романы.

Ты окунулась с головой
и вышла, будто бы из душа,
и слёз едва заметный вой
смахнула полотенцем мужа.

18 марта 1991

        *   *   *

Дождь, как ратный погром,
зелень выбил, и запах
в миг сорвался от крон
ощущением страха.

И, как жалок язык!
Жест берёт свою силу.
Дождь к реваншу спешит,
ты на чай пригласила.

Покосилась земля.
Гром в последней попытке,
ты меня позвала,
было странно и скрытно.

И сдаваемый в тень
неуклюжий соперник
в луже был до колен
в середине вселенной.

Ног, не чувствуя, вдруг,
он остался без цели,
чтоб носить свой испуг,
будто крестик нательный.

22 марта 1991

          *   *   *

Март вошёл, поклонился и вышел.
Узкоглазый, азиатских сторон,
где-то во поле сызнова свищет,
разбивая, как кегли ворон.

И желток запылавшего солнца
он колышет суровой рукой.
Коктейлей цветочных напьётся,
обретает зелёный покой.

Раскрывают берёзы объятья,
к светлой жизни тянется стать.
В лист зелёный спеша одеваться,
круг расцветший желает блистать.

Жизнь шумит, продолжение будет.
Март сменил разудалый апрель.
Солнце тёплое по небу кружит,
певчих птиц заиграла свирель.

24 марта 1991

          *   *   *

Начну опять с дождя,
как видно дождь всему причина,
по линиям заплакавшего дня
ночь в гости поспешила.

И с ней в измоченном такси,
руками сумочку сжимая,
летела ты сквозь год Змеи
в канун раскатистого мая.

Глухим звонком повелевать
над тишиной поднялись руки
и было трудно сознавать
что ждут нас муки.

Тот признак мук был не далёк,
как призрак мрачный рядом,
он просчитал наш краткий срок,
довольный траурным обрядом.

И осень не заставила нас ждать,
ей в радость вырвать паутину,
и в грудь с прохладцею загнать
во всём дождливую причину.

Свершилась участь светлых лет,
безоблачных, как в сказочном романе.
Нет прежних радостей и бед,
нет совпадения желаний.

В тех книгах на столе чужом
ты отыскала о здоровой пище
совет и вырвала ножом
тоской наполненное днище.

И полилась во все края
легко, величественно, зыбко
дождей ручьистая вода
и полуплач твоей улыбки.

7 июля 1991

          *   *   *

Этот люмпен с красным стягом
сердце вырвал за вождя!
Жизнь прожил он с голым задом
с ним останется всегда.

Нет на свете власти чудной,
чтоб обрадовать народ.
К власти прут всегда иуды,
трон поддерживает чёрт!

26 февраля 1992

           *   *   *

Всё, что есть у нас – это небо
невозможное без гудящей земли.
Всё что есть,- это наши напевы,
что смешали слова, унесли.

Всё что есть у нас – это чувство.
Нам не страшен любой перелом.
Чувство пьянеет, может пригнуться,
но не исчезнет пока мы живём.

Всё, что есть у нас – это души
в долгом сражении бунтующих тел.
Выбора нет, исход наилучший,
как бы кто-то чего не хотел.

26 февраля 1992

         *   *   *

Жить в разлуке, научившись едва,
ты опять предавалась сомненью,
но смогла и живёшь без меня,
как без автора стихотворенье.

5 апреля 1992

          *   *   *

Какого чёрта за нею влачусь
и осыпал её стихами.
Время вышло высоких чувств,
осыпают теперь деньгами.

9 октября 1992

          *   *   *

Зима держалась за берёзы,
раскинув белые поля.
Под солнцем мчалась на повозках
и озиралась взглядом седока.

Она, в гордыне, от пригорка
шагала величавостью цариц
со скрытым ужасом банкротства
страны сметаемых границ.

Свобода с таяньем явилась
в разливах зябнущих ручьёв.
Зима на миг остановилась,
но жребий смертный предречён.

14 октября 1992

       *   *   *

В комнате розы-мимозы,
нет только твоих шагов.
Двадцать четвёртые грозы,
двадцать четвёртый гром.

Две дюжины нашей разлуки.
Арифметика боли проста.
Дилетанты любовной разлуки.
Вычитание чувств из нуля.

26 сентября 1994  

*   *   *

На краю нашей улицы поворот
завершает районный обвод.
Наш дом включён в это круг
с направленьем окон на юг.

Здесь наша прошла любовь,
или мы прошли её оставляя
в измеренье сплошных вечеров,
пропавших в запахах мая.

Здесь цветёт белокурая вишня.
Орех постарел и обломан местами.
Асфальт перебит и не было б лишним
его к празднику Пасхи расправить.

Наш дом абсолютно чужими
провожает меня глазами.
Я прохожу мимо него пока ещё живо
и говорю ему – «Знаем всё сами».

Ты будешь всё время в столице.
Может, уедешь в сытые страны.
Мне же ходить по забытой традиции
вечером в шесть по кругу окраин.
………………………………………….

Я показал тебе часть от картинки,
вроде лубка, зарисовка и только,
или фрагмент постаревшей пластинки
без всяких намёков.

23 апреля 1995

ПОСЛЕДСТВИЯ

Весна сменяет холода сезона,
с теплом несёт дыхание цветов,
в том следствие единого закона,
причина летних васильков.

Последствием любви бывают дети.
И кто виновен или виноват
в их появленье в божьем свете,
когда причину небеса хранят?

Последствием отсутствовавшей веры
нестойкость и предательство придут.
Вина других и оправдание, мол, нервы,
внешняя порядочность, уверен, не спасут.

Нытьё и плач о личной безнадёге,
есть следствие под соской говорить,
есть остановка, пропасть на дороге,
возможность самого себя убить.

Последствием упрямства и гордыни
является непреднамеренный раздор,
и близкие окажутся чужими,
и потрясениям предшествует невинный спор.

Последствием подорванной России,
явился нынешний бардак,
ещё страшнее с рукою сильной
порядок вследствие гражданских драк.

Последствием брехни является брехня.
Здесь замкнут круг, и разорвать бы надо.
Легко двоим, но если мы – толпа
и следствие проблеявшего стада?

Последствием стыдливого жеманства,
когда о Родине заходит речь,
является отсутствие гражданства,
двойных гражданств сомнительная честь.

Последствием несказанного слова,
слабинки друга поддержать,
его самоубийство явиться убого,
и нет здесь следствий, вашу мать!

Последствием трусливого покоя
в халве заплывших рож,
является не божье, а свиное,
последствием, идти под нож.

Последствием обид являются утраты
и к самым дорогим приходит смерть.
Взамен суда обидчиков поздравьте,
взамен вражды вражде скажите – «Нет!».

Последствием последствий будет ясность.
Своим умом дойдите до всего.
Спаси вас бог, пусть минует опасность,
и будет всем, кто предали, светло.

Последствием любви, любовь пусть будет.
Пусть этот круг замкнётся навсегда.
Причиною всего пусть люди любят
и вследствие любви
                       для всех горит одна звезда.

22 января 1996

*   *   *

Приветствую тебя, идущую в желанье
взведённого курка увидеть закрывание.
Увидеть издали, из множества гудящих,
в пчелиной толкотне настойчиво сладящих.
Не надо волновать закрытой занавески,
за окнами пейзаж по-прежнему отвесный,
отвесный ко всему, что замыкают стены,
что сохранит отверстие прострела.
Ты всё же посмотреть в дыру решила.
Там пули виден зад и встречная вершина
её не встретила спиной, ещё возможное возможно,
ещё не падает треножник,
ещё объятья могут повторяться
в разрывах примагниченного счастья,
ещё мы все настолько живы,
насколько жить нам предрешили
на фоне зелени и водного разлива
две стрелки на часах до боли жалких
с усталостью волов в кружении мешалки.

17 апреля 1996  

*   *   *

Дорогая, я вспоминаю о тебе последней строчкой,
недавней, но всё-таки улетевшей, как пепел твоей сигареты
на рождественский снег. Как ты предлагала, видимо, проще
жить в ежедневном покое, запасаясь разменной монетой
на случай прошедших волнений от прошлой науки
о сотворении общего греха, о разбое ненасытного чувства
быть первым на диком забеге в пользу разлуки,
где в победителях её пустота и плотность сердечного хруста.
Наши встречи не умещались в подъездах с временной пропиской.
Я сохранял надежду на большее, чем инстинктивные трахи,
у меня были, как живые цветы потаённые чувства и мысли.
Я не пытаюсь винить тебя. Всё пошло прахом!
Ты никогда не стремилась к полному соединенью.
Чудо разнополости тебя интересовало в размере той сути,
которая грубой рукой уничтожала темы моих сочинений.
Мои гласные звуки ты превращала в согласные за считанные минуты.
Твои таланты можно расписывать в «мыльные оперы».
Как твоя любимая «Санта-Барбара» протекала твоя учёность
от лирики перейти к разврату, затем бытовая устроенность
съедала вершки чувств и уносила в нынешнюю никчёмность.

1997  
*   *   *

Город зажмурился от прорвавшегося солнца.
на окнах заблистала изморозь января.
Время к обеду. Слегка кружиться позёмка.
На вздохе застыла стальная река.
в наряде зимы не приметить притворства.
Лёд подражает осколкам стекла.

Земля, покрытая снежным настом
исчерчена дорожками из сухого песка,
собачьи следы уводят на свалку,
откуда слышаться лай, голоса.
Кричит озябшая молочница, вразвалку
проплывающая с колокольчиком вдоль листа,

будто беглая буква в накинутой шапке,
ищущая соседние по алфавиту для слов,
звучащих «мо», в растяжку «ло», и дальше
«ко», которое хрипнет от холодных глотков
застывшего воздуха, ждущего нараспашку
встречную теплоту любых камельков.

Новогодняя ёлка, сверкая нарядом,
протянула мохнатые лапы к первым рядам,
где сплелись хороводные пряди,
и расплескался предрождественский там-там.
Ветерок уносит ватные снегопады
на нити прядильщиков в перемешанный гам.

И где-то витают призраки бывших
продрогов и тихих признаний в ночи.
По воле остуда в деревьях поникших
нет прежнего цвета, одиночество каланчи
и скользь ледяная полозьями лижет
заметённые страхи заржавевшей свечи.

12 июня 1996  

МОНОЛОГ ПРЕД РАЗВОДОМ

У меня на кухне дымится дёготь.
Я имел надежду на рисовый плов.
На улицах праздник и хохот
меня раздражает. Нет слов
в окружении радостных дураков
на голодный желудок в неполные сорок.

Завтра минет и эта дата,
если бог сохранит мои потроха.
Моё ремесло наступает на пятки
возможности жить в семье, ни фига
не приносят прибыль тетрадки,
в стол пишу задарма.

Предлагаю закрыть твоё предложение
о совмещённом туалете надежд.
Враньё не приблизит сближенья.
В аттестованной тупи красноречье невежд.
Воздух, надушенный, не бывает свеж.
Угрюмая поступь противоположна скольженью.

Жизнь может быть, как блёклая калька,
тираж самомнений, штамповка, кулон,
напопятная жизнь, но бывает, однако,
каждый дует своё, для всех дует Армстронг.
Наркоманов волнует содержимое мака,
кому-то нравиться внешний наклон.

Тебя измучила компания близких
родословной присягой, набором очков.
Так азбуке учат высокие, низкие,
но штангу поднимет тот, кто готов.
всё возможно в лозунгах дурдомов.
Чтоб с ума не сойти, живи по привычке.

Ты – заложница буквенных знаний
в алфавитном порядке семейных основ.
Твой покой выше бывших признаний,
выше всех переборов нелепицы слов.
Я не буду просить повторений, изволь,
ставить точку в букварном литании.  

Для тебя готовят общественное «надо»
и в праздник приторный торт,
чтоб не слишком плакала и причитала,
чтоб заткнуть искривлённый рот.
Тебе придётся пойти на аборт
связавшего нас причала.

Не ошибка случилась, описка,
знак поставлен, силы не трать!
Всеобщих ликбезов, кричишь выпускница,
от литературы переходишь на мат.
Вся жизнь под скучный диктант.
Какая любовь, когда время напиться?

Я раздражаю, я – вольный,
неприемлемый человек.
Всё в интимах людей продольно,
у тебя там тоже, что и у всех.
Почему же под грохот дорожный
я должен разрезанный выбросить век?
На кой чёрт мне с тобою семейный успех
без жертв для любви первородной?

Прощай! Расставаться не так больно,
если судьбе безотчётно вверять
двусторонность, любой треугольник,
во рту не выплёвывать кляп,
слушать рассыпавшихся растяп,
вместо лица носить намордник.

18 марта 1996  

ГОД МИНУЛ
1
Год минул. Всему приходит время!
Остался звук от брошенных ключей.
Вчерашний пыл! – Пришли сомненья
о правоте случившихся страстей!
В долбёжке однотипных наваждений
всё не понять, как в почерке врачей!
Храниться рок в унылости музейной
с канвой событий неизменных.
2
Был вопиющ уход и жалкие миноры
мольбой плескались во хмелю!
Был страшен сон фатального расхода
с тамтамом чувств у века на краю!
Год столовался с хитростью кагора,
смешался с водкой, – вышел на аллюр!
Итак, год минул с нынешним настроем
неясных форм подвыпивших героев.
3
Диван и стол на том же месте,
оклады православные на двух стенах
и окна в тех же перекрестьях,
всё то же самое и тот же взмах, –
крик кошки, – ударенье в тексте,
всё те же препинания в словах, –
всё тот же брошенный случайно
листок осенних колебаний.
4
И ничего пока не изменилось!
Путь в дымоходах забивает гарь,
рабочие спешат скорей их чистить
пока не подступил октябрь!
А мне неймётся – не могу привыкнуть
без тебя устал предполагать, –
проблема в чём, – зарыт, где корень,
ответа нет, – сложенье не выходит!
5
День, повторяясь, вьётся по-собачьи, –
выпрашивает истину в дверях.
Ему кусок мои бросают страсти,
он необдуманно хватает натощак!
Строка врезается в пространство,
чтоб в целое свести утраты страх,
чтоб воскресали прежние мотивы,
того, что в спешке схоронили!
6
В календарях рассеян понедельник
и месяцы-монахи в строгих январях!
К нам север, сосланный на поселенье,
год минувший качает на руках!
Округа стынет в нудных повтореньях,
ночами тусклыми бредя впотьмах, –
и безголосой в непроглядных милях,
мерцает в дальних фонарях.
7
И не сочти за спесь и горделивость, –
в моих записках нет к тебе мольбы!
Взываю к разуму, без жалости на милость!
Моё желанье в ожидание долготы,
накрывшей широту молитвы
в разрыве полушарий «я» и «ты».
Свести в одно хочу, как на открытке, –
два континента – две судьбы!
8
На памяти галдёж и бесконечный ливень,
весна воскресла из дыхания земли.
Небесный взмах в разрыве тонких линий
и точек в толчее. Резинкой, – ластиком сотри
ещё заметный штрих, где двое проходили,
в надежде линии на вечное свести! –
Стать точками нам показалось проще!
Любовь оставили без многоточий!
9
Год минул и его ушедшие овалы
ведёт рука в непознанном, и путь
ему неведом в направленье главном,
в какой причал в юдоли повернуть!
В том и секрет, – неясность правды,
прошедших звуков списанных минут.
Нам не дойти! – Нет прежней страсти!
Туманы зимние, – в словах болтанка.
10
Я всё ценил в тебе цветущей, –
быт отвергал и отдавал поток стихов,
был начеку, – в среде настойчиво гнетущей
я выявлял из зависти враньё!
И предлагал убрать вокруг прослушки, –
из всех друг друга слышать, и во всём
опираться на свои незыблемо макушки!
Я думал, так нам будет лучше!
11
Ещё, представь, мечтатель-недотёпа,
я одеяло стаскивал к тебе и гвоздь,
в перила кем-то вбитый, слёта
вонзал в свою ладонь! – В мороз
так прижимал тебя, что даже локоть
жар источал. Я был доступен, – прост!
Во всём есть мера. – У ведра пределы.
В единении тоже – дни, недели…
12
Мы не прощаясь, – разбежались!
Я в недосказанном не отыскал покой!
И не осел на привязи привычки, –
случайной встречи ждал с тобой!
Хочу спросить я, – что случилось?
Причина в чём? – Вопрос простой!
Плевать не плюнешь, если в бывшем
была любовь, и было бы не лишним
13
напоследок как-то объясниться,
чтобы понять друг друга без чертей!
Я до сих пор храню надежды всхлипы
в стихах о юной поступи любви моей,
где страх потери, будто призрак,
мне не даёт покоя каждый день, –
гнетёт в спесивости расхода…
Год нынче минул больше года!

26 августа 1996

ВИОЛОВЫЙ РОК
1
Наступают холода. По-моему поспешно
ноябрь зажал в карманах руки.
Залив пустынный в повторах безутешных
накатывает волны, извлекает звуки.
Дождь пропитал ландшафт прибрежный,
никчемно моросит, порядочно наскучил.
Пляж загрустил, разглядывая тучи.
2
Болтают волны стебель сохлой розы.
В его бессилии ещё не смерть, готовность
принять нахлынувшую участь. Так прожитые годы
в настоящих днях утраты принимают. Не строит
прежний лад. Молчат темнеющие своды
глубине под каменным покоем и невольно
любой порыв за горизонт уходит.
3
Сезон прошёл. Безлюдны берега косые.
Холодной наготой зияют кручи.
Лепнина гор тверда, но подражает пластилину,
её срезает чёрный скальпель тучи.
Слова смывает на песке и вписанное имя
сотрёт прилив, тому седой рыбак научен,
то знает сеть, то принимает ветра случай.
4
Гром зазвучал со всею силой и снова запятая
в его контексте. Слегка хмелея, иду на привязь
к полёту одинокой чайки, что волну срезая
траекторией дуги умчалась, чтобы слиться
с морским дыханием на вздохе. Рябь задрожала,
срывая глубину и возраст, скрывая то, что позабылось,
что предано воде, что у земли украдено, что смылось.
5
Отыгранность, отброшенность – в том нет печали,
её нет там, где набегает и возвращается стихия.
В пронзённости нет боли, есть онемелость от начала
до бесконечности дыры, куда летят отцветшие, сухие
когда-то трогавшие звуки слух дальнего причала.
Всему свой срок, свои потоки. В такие мрачные приливы
сменилось столько лет, так отмолчалось мило.
6
Речь о возврате не идёт. Дрожат исколотые лужи.
Вчерашний лад исчез, картину общую покинул.
Пустеет траурный наплыв небесно-хмурой
монашеской орды и громовержец будто бы отринул
навсегда мгновений светлые повторы. Повсюду
озоновой прохладой струятся новые мотивы,
сцепляясь в сумраке с приливом.
7
Сожаленье также неуместно лить осенними дождями
в банальности имперской, в миллардности безликой
всех гомосапиенс, вцепившихся ногтями
в колёса старого экспресса, где мчится всё, что позабыто,
где едут те, кто дирижёры, кто ловкими руками
с бескровностью сердец исполнили Моцарта и молитвы,
будто только их услышит бог за райскою калиткой.
8
Диктат времён диктует свежесть обновлений.
Строй прошлый, как, не сохраняя, себя изменит,
чтоб избежать забытости, никчемности в среде растлений.
Для сочинителя всегда присутствует проблема мела,
быть в толковании не снесённым в царство цвели,
где говорливость лестниц судит скороспело
о твёрдости шагов, трясущих старые набелы.
9
За линией буйков утраты страх. Он поначалу
не привычен, но затем его меняет древняя привычка,
дремать под дождь. Ей следуют продрогшие причалы,
открывшие в себе блестяшек солнечных мотивчик
о торжестве весёлого бездумья с примечаньем
усталой тяжести бревна в шумящей обезличке
лесных армад, предназначаемых для спички.
10
Валун остывший хранит разбитое когда-то,
в хронологической памятке оборванная пытка.
Не тревожит никого исхода дата.
Иной сезон, иная музыка. Настойчивая прыткость
испытанных ногтей. Скрипичная подставка
для скулы палача, смакующего слитность,
толкнувшую предшествие в забытость.
11
Вот таково злодейство, судьбой поставленная участь.
Сменяемость времён бывает в радость,
пока не сброшен, пока ещё не мучась,
в застенках собственных идей, пока по-райски,
встречаешь звук, и сам себе ты не бываешь скучен.
Для озорства побалуешь гитарою гавайской,
сорвав мотив порхатости предмайской,
12
не замечая нищеты разбросанных окраин,
домов торчащую неровность, вполовину
проросших строек. Заброшенность меняет
бывшую болтливость на молчанье, так заплыву
изменяет прежняя решимость, так остывают
угли жаркого камина, так сход к обрыву
меняет стойкость на падение, так сиротливый
репей сдаётся ветреным порывам…
13
Ну, что ж? – Пора вернуться в дом уютный,
где чёрный пудель ждёт под полотенцем уха,
где белый лист с надеждой смутной
ждёт стойких слов на россыпи ауков,
где Бродский в двух томах словами чуткий
откроет области пространств, науку
предложит школьникам на муку,
14
где день дождливый, от себя уставший,
уйдёт за музыкой в сомнениях пропавшей,
где невозвратное срывается в предтечи
зимних холодов, где тает маленькая свечка,
где реквием виолового рока
чуть слышно вторит пляжный рокот.

4 июня 1996  

ЕСЛИ ВЫПАДЕТ ДОЖДЬ
1
Разглядывать небо легче, если в песок провалились плечи,
если идущий не чёркает взгляда кремнем фигуры,
если обречённость забыта, и не важно чет или нечет,
потому что у неба нет счёта, и было бы мудро
уловить неуменье ловца. Недвижие – бегущему встреча,
хорошо, что летом, и понять не трудно:
берег изломан прибоем, изломан и искалечен.
2
Волны бьются, их слушает бухта и сонной улыбкой
открылась гряда полысевших гор. Там где-то равнина
обретает свой козырек, приклеенный к липкой
фуражке Кавказского хребта под чёрной одеждой раввина,
тоскующего воем муллы из потускневшей пробирки
с умалением капель дождя в красе русской калины.
Волны в своей незабвенной стирке.
3
В одиночестве пляжном тысячи тел не помеха.
Хохот, голоса в полусонном отдалении, в наркозе
легко вспоминать, легко путешествовать не уехав,
пить широколиственный чай, кальян окружать и бросить
пару дымных глотков в нерастворённое лицо со смехом
парящее в воздухе невозвратных дождей, где грозы
пробивают невидимые мишени и вспыхивают несусветно.
4
Для московской прописки существуют столичные темы,
а в провинции на обрыве земли повествует морская глотка,
и как не изгаляйся, будешь говорить языком пантеры,
если рядом с нею проводишь последние дни, так лодка
принимает язык волны, склонив голову к атмосфере
морских своеволий. В масштабе державы учётны
количества говорящих на языке придуманной веры.
5
Мой слог для тебя не привычен, но он лучше молчанья
в коллекции стольких лет. И не важно, как долго
всё будет оставаться со мной в несуществующих примечаньях
смытых текстов, не услышанных слов. Присутствие долга
здесь не уместно. Что это? – Предначертанье? -
Не судьбинность? – Неподсудность в ожидании остановки
за рой преступлений? – Приговор без прощанья?
6
Мои дни протекают сквозь сито песчаного юга,
холод мне чужд, как тебе астрономия прошлых
мгновений, приведших в пустые комнаты звука,
где сползает прозрачное безразличие и крошки
съедает ладонь пониманий в развитии науки,
пробивающей дверь в никуда. Разговаривать проще
учит букварь дураков: «Лучше слов – поаукать».
7
И пчелиная дружба зудящих собратьев по цеху
не ответит тебе, только в форточку выпустят дымы
с намёком на знание тайны древних ацтеков.
Если уши заткнуть, то все в окружении – мимы,
дроби никчемны, если целое пропадает за сеткой,
если от качки тошнит и плевать на глубины
в ожидании почвы едва ли заметной.
8
Я видел плавниковую мягкость в изломе,
в кровоточащем взгляде глупости рыбной.
Как торжественна пойманность! В металлоломе
есть ржавая погнутость, исковерканность. В зыби
есть рассеянность, холодящая постоянство моря,
и обречённость всех морей в неумении буйной дыбы
преступить преткновение словаря, что бродит
с каменной речью больных берегов, проверяя мили.
9
Кроме себя можно в зеркале видеть и остальное.
В общей речи есть возможность собственной фразы,
есть возможность выращивать цветы. Под ниткой смоляною
даже паук выплетает узоры для чистого глаза,
но Паганини один, кто первый одной струною
вывел музыку в поле, где не следует команда «газы»,
где надсмотрщиков муза не креститься грязной рукою.
10
Мне ли? – Тому ли? – Кто единичен, тот не следует в группы
с жадностью пьющих собственные настои.
Стойкость лесов прорежут упёртые лесорубы.
Море под бритвой всегдашнего горизонта. Зелёный воин
в прицеле, где перекрестье терзает солдатские груди,
и крест не спасенье. В небесах растворяются материнские вои.
Они никогда своих детей не разбудят.
11
Безутешность стоит над любым и любою,
так тучи по ночам иногда зависают,
и клокочет коктейль наших взглядов с судьбою,
наших скрытых морей, или высохших стаек
луж закрытых бурьяном в ожидании слова
запоздалых дождей. Каждый мнит, редкий знает,
кто-то любит салат, для кого-то полова.
12
Сахаристость песка – это обман самый малый.
Соль из воды – это явная тайна, и тяжкие цепи
морских якорей ничего не откроют. Ночные причалы
скрывают несбывшийся шаг, полу слог и полпесни,
взгляд в манящую даль, участь ждать и прощаться,
решимость коней при отсутствии ног. Блёклый
ушёл горизонт за шиворот моря… Остаться
и видеть, как вымыслы кружит недокуренный опий,
путать звёзды, не зная имён, говорить ни о чём и понять,
раздробить на куски, на песочные точки, по локоть
вырыть яму и лечь в новом качестве не участья,
ничего не учесть, и до нитки промокнуть,
если выпадет дождь, если будет ненастье.

15 июня 1996  

*   *   *

Прошло время. Перекрестье слов исчезло.
Выстрелы фраз пролетели мимо.
Я ушёл в философию, ты в Чейза.
Совершенные люди, всё выглядит мило.
Популярная песенка о том, что «говорила»
звучит в моей голове неустанно,
ставши пророчеством нашего разрыва
в исполнении Валерия Меладзе.
Мы стали паролем из двух половинок
разорванной банкноты для встречи.
Мы стали залогом того, что бессильны
купить за оборвыши чувство, замечу, -
чувство вообще не купишь. Но слово
«прощай» не сказано. Мы подойдём друг к другу
совмещённым единством настроя
выбросить куплю-продажу, забыть вхолостую
брошенные фразы, любые сомнения
в рыночной сутолоке ненужных судей
во имя простого человеческого соединения
по контурам оборванных судеб.

Февраль 1999  

ПОЗВОНИ МНЕ ВИТЁК
1
Позвони мне, Витёк, я далёк от Ди Каприо,
позвони, так легко мой номер набрать.
С пеной выпьем пивка, разыграемся в карты,
наглядимся в простор и его перепад
унесёт синеву за кочующей кряквой.
Не скажу, как поэт, но разбросан заряд
2
и во взрыве ноябрь забагрянил отвесы,
словно малую часть бесконечности штор,
спускаемых к нам под хоральные мессы.
Всяк пришедший забыл в мелочах умор,
что водораздел, что мы ходим под прессом
атмосферных столбов, что условен простор.
3
Замаячилась жизнь на обрезках тумана.
Кто-то скажет «желток», кому-то «на старт»,
на убой фары старых часов без обмана
нам считающим «тик», когда слышится «так».
А иначе нельзя, здесь запретная зона Корана
и свобода тупиц – трактовать.
4
Предательство всюду. Невидимый в танке
сгорает солдат. А продажная тварь
наполняется звоном. Опущены плавки
продающей лобок, смердит перегар,
и дырявый язык что-то снова о славе.
Но сгорает солдат. В городе гарь.
5
Я не знаю, когда к поднебесному тылу
мы уйдём, как и все, не узнавши за что
окружала брехня, подбирая могилу.
Говорят, что, испросив со свечой
ты спасаешь себя! Запредельное диво!
Не виню никого, ни о ком ничего.
6
Мой чванливый сосед «зелень» ест ненасытно.
Но страшнее амбиций гремящая клеть,
где сидит не рождённое в слабой попытке,
то, чему не бывать, то, чего будто нет.
Ломят стол, как в кино шелестящие сбитни.
Кто не хочет, не ест.
7
Этот, другой – не удел для восхода
строк, спадающих к подножью листа.
Тебе завтра опять на работу в стройный
ряд торговых палаток. Знаю, тянут места
вдали у туманных предгорий.
Мельтешня. Ты устал.
8
Позвони мне Витёк, тем достаточно будет.
Уходящая даль совершает нырок
и пронзённый земшар культивирует тую.
Предрекаемость – жуть, но проявиться срок,
представляя легко реальность литую.
Пока время ещё, позвони мне, Витёк.

11 ноября 1999

С ДАЛЬНЕЙ СТОРОНЫ

Я соскучился по тебе в своём дальнем                                                      
                                                          приюте.
Здесь часто штормит, утопают маршруты
всех дорог от твоих направлений.
Здесь я сам по себе, но с твоим удаленьем.
Пью «боржом» ледяной. Хванчкару,
                                                       даже пиво
не хочу потреблять, мне трезвость открыла
дверь куда не войти, даже если стараться.
Ни к чему уже всё, ни к чему упираться.
Выбор сделан тобой в пользу звона монеты,
показавшей тебе путь на свалку планеты
под названьем «Земля» и сцепкою с шаром,
протянувшим руки излучённого жара.
Прихожу к вечерам заглядеться закатом,
с тобой, без тебя, ни другом, ни братом.
Кто я есть для тебя на весах перемены?
Бывший друг-негодяй, или жалкий
                                                      изменник?
Для ответов созреть, это может быть будет,
а пока что улыбка скульптурного Будды
говорит мне о том, что не так уж и плохо
быть в нирванной дали неизбежного рока.
Что сказать на послед, или как бы до встречи
через сотни «нельзя» в какой-нибудь вечер?
Я любил? – Нет, не то. Не такая здесь
                                                              правда.
Больше всех и одну? – Тоже странно.
Лучше я промолчу. Всё расскажет небо.
Не прощаясь, иду, впереди, или следом.

12 января 2001

*   *   *

Ты садилась в авто пьяная и совсем
                                            не счастливая,
ты садилась рядом с новым дружком,
когда-то моя самая милая,
самая, самая ты во всём.
Календарь в постоянстве привычном:
праздники, будни… Сменился сезон.
Чувств неведомых ты не ищешь отмычки,
не склоняешься над замком.
Для себя проживанье в достатке
и в излишестве, если свезёт,
зарубила в мозгах глубокой памяткой,
вера сбудется, скоро вот-вот…

25 января 2001

К ДОЛЖНИКУ

Ну, что ты из себя представляешь,
зажимая чужие бабосы,
что в долг тебе дали? Зачем проливаешь
доверие с мягкостью воска?

Дань собираешь собственной шкуре,
чтобы поелось и было кайфово,
пошлая умность в стяжательной пудре,
грязная погань прогнившего слова.

Чтобы дружка обмануть, ты освоил
пару приемов подарочной мены,
имя тебе подойдёт Козлодоеев,
который сжирает чужие обеды.

Твою суходрочку по поводу долга
лишь рэкетиры смогли поубавить.
Из далека далёко течёт наша Волга.
близость Кубани глубиною пугает.

Трусливые жилки в штанах задрожали.
Бегаешь юрким зайчонком,
чтоб бандюки за гроши не сожрали,
чтобы твою не задрали юбчонку.

Не проще ли было платежами окрасить
чью-то доверчивость. Какие «базары»?
Жизнь подминает прежние масти,
молодость вышла, подлость состарит.

15 февраля 2001

ТВОЯ ЖЕНА

Твоя жена известна в районе,
её отымел не один мужик.
Она не выходит из пьяных притонов,
говорит, что виновен лишь ты.

Ещё говорит, что иглою
закатал ты себя, как катком,
героин схож портретно с тобою,
стал твоим одуревшим лицом.

Причины понятны, однако,
ты у неё про запас,
прибыль вора бывает в лапах,
ты ей подаёшь на водку и квас.


Лакает день в день неустанно,
ложиться под тех, кто несёт
любых алкоголей отраву
в собутыльники всякий пойдёт.

Тебя ждёт могильная проседь,
её в перекосах забор.
Жаль подрастающих дочек
с детских страдающих пор.

Завтра приедут лихие,
за взятку отпустят тебя
на путь постоянный в могилу,
под знаменем ржавым «игла».

Ещё говорит, что ты «стукнул»,
то есть стал у ментов стукачом,
усвоил простую науку,
поддержан Фемидой – учён!

Случается, падают камни
на голову в резаный дождь,
оденься в доспехи, не мямли,
с таким знакомиться нож.

А в общем всё вышло кайфово:
ты где-то, жена под другим
сцепилась объятьем трефовым
со стойким тузом козырным.

Не будем сгущать пасторали,
вдруг дети-глупята прочтут,
как скучно писать про морали,
про всякую мерзкую жуть.

1 марта 2001
*   *   *

Я думал, ты – великая женщина,
ищешь любви в тридцать пять,
оказалась обычною сменщицей
тех, кто способны рожать
по заказу набежавшего времени
с проблемой – пора раздвигать
ноги под мужеским членом.
Поджимает природа – пора зачинать!

5 июля 2001

*   *   *

И вот опять опостылело одному
ходить по комнатам и думать,
что не пришедшее придёт ко дню,
когда в нём прока не будет.
И поделом, давно пора понять,
в устройстве временном шагнувших дальше
не любят, не сочувствуют и врать
желают в море фальши.

9 июля 2001

БЕЗ ЛЮБВИ

Твой живот барабанного типа
возвещает рождение. Его мотивом
явилась возрастная преграда.
Скоро сорок, циферка страха
для одинокой женщины перебравшей
много мужчин, но не узнавшей
ни в одном желанного принца,
поэтому пришлось нарушить принцип,
лечь под самца и зачать самкой,
чтоб когда-то услышать «мамка».

13 июля 2001

*   *   *

Ужель Россию чтобы возродить,
её вначале нужно развалить?
Народу, как всегда лишь на понюх,
всё остальное для хапуг.

13 января 2001

*   *   *
                                                           Шипилову С.

Прошло семь лет с той даты,
что чёрной лентой на венках
развесилась. Твоя утрата
со мной осталась навсегда

и давит иногда на плечи
временем затянутая боль,
похожа на досаду, что грешен,
что тебя нет… Изволь

в том миру, где ты может
можешь слышать и знать,
что тебя любят, близкие молят
за твою небесную благодать.

Я прошу Всевышнего о тебе услышать,
пусть простит и поймёт, как ты жил
в окружении хлебосольных людишек,
как страдал потаённо, как пил.

Было бы глупо мне судить тебя, думать,
что сгоряча решил ты уйти.
Здесь себя прекратил. Ты не слышен оттуда.
Вспомни слова, если можешь, прочти.

В этих скорых годах стал ты фоном
моих дум про житьё, про его круговерть.
Не хватает тебя в зиму с белым наклоном,
не хватает в местах, где тебя уже нет.

18 декабря 2001

*   *   *

В какие-то сутки ветер вопросом
иву поставит в старом дворе.
Окна домов зажелтеют несносно
подражая тоскливой поре.

В какие-то сутки ночная ватага
вдруг перестанет весельем бурлить.
Дверь на пружине подъездный бродяга
тихо закроет, пора уходить.

В какие-то сутки снегом укроет
видимый мир до пригорка окрест.
Уютные сны прилетят, успокоят
и среди ночи появиться свет.

В какие-то сутки прохладой запахнет,
откроется настежь далёкий простор.
Железной дороги угрюмый характер
поезд озвучит, сметая затор.

В какие-то сутки луна изольётся.
На спящие стены осторожный окрас
любовником тихим нежно прижмётся
недвижно пролив подлунную страсть.

В какие-то сутки, сменив положенье,
глазами упрёшься на вздохе в стекло,
увидишь себя, и возникнет сомненье
на выдохе тихом – неужели прошло?

9 января 2003

СВЕЧА

Отгорай свеча, отгорелось!
Не случилось всё, только пелось.
И на кой мне снег тротуарами,
приласкай свеча меня чарами.
Виноват я был лишь стремлением,
показать души измерение.
Невозможное тиражировал,
дни свои легко растранжирил я.
Что случалось вдруг, не удерживал,
не поверил я лучшей женщине.
Отгорай свеча, хватит милости,
отгулялась жизнь или снилась мне.

19 марта 2004

КЛЮЧ  ОТ  КВАРТИРЫ

В один из близких выходных
мы встретимся в моей квартире,
где одиночество двоих
ключом нечаянно открыли.

И будут мчаться облака,
и может дождь пойти настырно,
нас двое в мире -  ты и я,
а за дверьми все остальные.

В природе есть один закон,
когда встречаются две тайны.
Не тронут никогда пусть будет он
пускай на миг, но он сплетает.

И страшно будет уходить
в мир заоконных мельтешений,
в разрыве одиночества любить
двух половинок притяженье.

Мы, может быть, сошли с ума,
в плену недолгого восторга,
но как естественны слова
в раскатах чувственных узоров.

И неба посланный укор,
за связь греховную узнали.
Нет оправданий до сих пор…
И будут ли? – Едва ли.

Всё потому что на двоих,
одно мы одиночество открыли
в один из близких выходных
ключом обычным от квартиры.

2004

БУКВА  ЖИЗНИ

Начинаю говорить, слова не вяжутся,
передумал столько лет, не додумалось.
Невозможно всё сказать, не расскажется
облетели лепестки моей юности.

Как случилось пережить, мне не ведомо,
небеса хранят тайны вечные.
Мимолётная моя, побеседуй же,
настроенья разгони безутешные.

И какого же рожна перелесками,
улетела ты куда, рассказала бы.
Набираю номера мне известные
дозвониться не могу, отозвалась бы.

Я понять тебя хочу краткой повестью,
без тумана в голове полупьяного,
я любить тебя хочу с прежней робостью,
буква жизни ты моя заглавная.

2004

УЛИЦА  ПУШКИНА

По Пушкинской дороге я пошёл,
не фигурально, в прямом смысле
на улице всё детство я провёл
с именем великого пиита.

Его стихи зубрил на завтра в школу,
мне «Зимний вечер» в голову не лез,
клал книгу под подушку под пуховую,
на утро проверял познания отец.

Дойдя до класса, с постоянным повтореньем,
прогромыхав зазубрено стишок,
я с самым долгожданным облегченьем
с « пятёркой» прятал дневничок.

И мне казалась жизнь свободной,
хотелось прыгать выше потолка,
освободившись от навязанной заботы,
я клял поэта с глупостью юнца.

«Ему то, что он написал и пишет следом,
а тут учи, заучивай весь день,
когда в футбол гоняют пацаны-соседи,
и солнце на дворе, прохлада-тень.

Зачем твердить слова, их нудно повторяя,
прочёл с листа и бегай до зари?
И было б хорошо, и двойкой бы не угрожали
учителя-мучители, науки знатоки».

Так думал я, совсем не ведая подвоха,
что в будущем далёком меня ждёт.
Не думал я, что зачаруюсь русским словом,
что лира Пушкина меня желанно унесёт.

Я полетел душой в словесный воздух,
я ощутил красу и мощь родного языка,
и вышел я на пушкинскую площадь,
с одноимённой улицы простого городка.

2004

ЖЕНЩИНА - КАЧОК

На морском, на летнем пляже,
я увидел женщину – качка,
удивился поначалу
и сегодня удивлённый я.

Ну, какая же проблема
заставляет быть скалой?
Разве может в этом теле
быть она сама собой?

Неужели же возможна
нежность в мышечной груди?
На душе моей тревожно,
что-что бабы перепутали.

Мужики-качки понятны,
ну, а женщин не пойму.
Не чем больше им заняться,
чем качать свою мышцу?

Так куда же мы прорвёмся?
Если вздумаешь пристать,
не понравишься – загнёшься.
И кого мы будем защищать?

Это все ж проблема тела,
но ужаснее ещё,
нету женщины душевной,
расплодилась женщина-качок.

Вы не будьте бабы дуры,
а пойдите на балет,
иль на фитнес-физкультуру
красоте придайте цвет.

Может мы и виноваты,
мужики всё пьют и пьют,
потому качки и бабы
себя сами берегут.

Что же делать я не знаю.
Может, правда, мужики
с наркотой, «бухлом» завяжем
и запишемся в качки.

2004

         *   *   *

Предатели разносят правоту
и оправданий личную интригу,
на них с улыбкой я смотрю,
им достаю публично фигу.

Жест отрицания известный,
не ради действия, а просто так
я достаю для сохраненья равновесий,
и не хочу им что-то доказать.

Я не хочу вести полемику пристрастно
по поводу высоких смыслов и страстей,
ходить под богом вовсе не опасно
опаснее без бога быть правей.

И у меня рождается усмешка
от восприятия заносчивых пустот,
когда ферзём вдруг выползает пешка,
я не хочу, ей пешке, делать ход.

Я пребываю в ощущении свободы
и постепенно час свободы настаёт,
минуты сходят, остаются годы,
потомок не дурак, он всё поймёт.

Предатели уходят в темноту,
из-за кулис черпают свою силу,
и доказательно пестуя правоту,
всегда на сцене видят фигу.

25 апреля 2004

       ПРОПАВШИЙ МЯЧ

Остывают, постепенно остывают
наши чувства, так похожие на блажь.
Время-лекарь по местам всё расставляет
и не плачется по поводу пропаж.

Будто в детстве потерялся мячик,
поначалу ты горюешь, а потом
та потеря ничего уже не значит,
ты мечтаешь и воркуешь о другом.

Так и с нами точно так же происходит
тянет интереснее игра.
И не ищем мы всё то, что вдруг уходит,
словно мяч, ушедший в никуда.

29 апреля 2004  

                *   *   *

Сегодня многим не найти приюта
существуют, не мечтая ни о чём.
будто заглянули на минутку,
жизнь, оставляя на потом.

Проводят дни в тускнеющей надежде,
пьют водку с пивом по утрам
и вид их иногда по-праздничному свежий
ещё больнее режет по глазам.

Что делать им, отброшенным на свалку,
в период передела всей страны?
Куда не сунутся, им, как собакам палкой
грозят блюстители моральной стороны.

От обещаний выскочек давно завяли уши,
не верит обещаньям загнанный народ.
Как хорошо в подпитии их слушать,
узнать на завтра состояние погод.

Как хорошо, в тот край уехать,
где никогда они не будут говорить,
как хорошо послушать их для смеха,
и от души за их враньё благодарить.

Жизнь такова, живём и, слава богу,
вот только существующих мне жаль,
быть может, раз даётся выход на дорогу,
идти бы надо, путь свой продолжать.

30 апреля 2004  

        *   *   *

Ни в чём себя не возомнил,
кем я хотел, тем я и был.
Лишь для своих я темой жил,
что накипело, говорил.
Учили бить, я тут же бил,
учили пить, я перепил.
Кому, какой, где интерес,
я в драку уличную лез.
Пускай проходит юный пыл,
я полной степенью дружил,
и друг пусть предал, ну и что?
Бокалы пью я за него.
Я сожалею иногда,
он как бы умер для меня.
И хорошо, что он ушёл,
не предавал, слегка подвёл.
Когда сказали, укради,
я не тянул своей руки,
всё оттого, что кражи ген
не обнаружил я совсем,
я и не знаю почему,
когда крадут, я не краду,
такая значит ерунда,
со мной твориться навсегда.
А этот шёл, так и дошёл,
в столице улицы он мёл,
и среди сущих образин,
себя таким же сотворил,
Он стал начальником большим,
улучшил собственную жизнь,
а чтоб реально улучшать,
то нужно крупно урывать.
И он конечно не один.
по свету много образин.
Что будет завтра не понять?
Вдруг всей страною будут красть!
Куда деваться мне тогда?
И не уедешь ни куда,
крадут маршруты поезда.

1 мая 2004  

      МОЯ СУДЬБА

Я на карту поставил судьбу,
я её сковырнул и направил,
глядя в даль, замостил синеву,
плотным настом мечтаний.

С юных лет я засел у стола,
над бумагой склонился упрямо
и рождалась с поправкой судьба
по наитию буквенных стяжек.

Я попробовал жить на плаву,
импульсивного стайного лёта,
я со страхом взглянул на судьбу,
на её вещевые заботы.

Нет, сказал я себе, никогда
жить не буду одной лишь потребой
шкуры личной в цепях живота
с нестерпимою жаждой обеда.

Я терял всё, что было дано
для обычной размеренной жизни,
оступался, но шёл  всё равно,
наступая на горло ошибкам.

Выбор сделан, обратно нельзя,
там погибель впустую
кинет саван, и скажут, судьба
шутку с ним отыграла злую.

Нет, такому не быть никогда.
Не играя, по своему строю
ту, что навечно оставит слова
о той, что не стала судьбою.

Я на карту поставил судьбу,
ту, которую кто-то придумал,
риск оправдан, со своей на лету
я расправил свободные руки.

18 мая 2004  

          *   *   *

Как тебе живётся без мечтаний,
моей юности интимный друг?
Замужем, наверно, с лепетаньем
ты проводишь свой досуг?

Муж, конечно, из учёных,
как и ты, он видимо, учён,
говорит о неустойках увлечённо,
никогда не скажет ни о чём.

Никогда с тобой он не мечтает,
как когда-то о любви мечтали мы,
той, что до могилы не оставит,
и в том свете нас соединит.

Я за годы мало изменился,
внешне – это ерунда,
я с любовью рано обручился,
сохраняю верность навсегда.

Я хожу и думаю как прежде
всё о том же славном дне,
когда сбудется одна надежда,
когда будет о тебе,

пара слов, что приведёт однажды
и тебя в наш прошлый сон,
где любви не мыслилась продажа
по утру реальным днём.

26 мая 2004  

            *   *   *

Я не люблю молчаний ядовитых,
построенных на жалкой высоте
мне говорящих гордо «квиты»,
и бьющих в позвоночник по судьбе.

Да я не прав бываю даже часто,
но я от слов своих не отступал
в которых искренностью мчаться
благие чувства дружеских начал.

Возвышенность молчащих нежеланий
вступить в отрытый крепкий спор,
есть низменность обидчивых восстаний,
эгоизма собственного вздор.

В молчании храниться жалкий норов,
претендовать на высший эшелон,
идущих по изысканным дорогам
в самовосхваления притон.

Я очищаюсь от молчаний ядовитых,
не дружеских обидчивых пустот.
О, кто-нибудь, такой же приходите
мы помолчим о сказанном вперёд.

26 мая 2004  

                  О  СЕРЁГЕ

Какие вы друзья? Дешёвки, да и только.
Что разговор вести о правилах начал,
когда был друг и сгинул мой Серёжка,
один который сзади прикрывал?

Серёга бил, когда я страстно бился,
не разрывал трусливо сцепки драк,
он был мужик и ангелом сокрылся,
был другом он и вовсе не дурак.

Ваш элемент премудрого пескарьства
так неуместен, если вдруг
враг наступает из засады,
и некогда испытывать испуг.

А, если трусы вы, так с трусами дружите,
ваш эшелон уместен на земле.
Друг другу по ушам и в уши наложите
сырую кашу разговоров на воде.

Мне ж о Серёге по церквям молится.
Спаси же душу, господи, его!
Такому другу в памяти храниться,
пока не встречу в небе высоко.

26 мая 2004  

           *   *   *

Нужда – всегдашний бич поэтов.
Живи в веках и существуй сейчас,
когда решил чужие видеть беды,
ведя о людях праведный рассказ.

Не важен уровень, важна возможность
от грязи денежной свободным быть,
как я устал всегда быть осторожным
в боязни рупь случайно обронить.

Да я гульваню и бывает, слишком трачу,
так это ж иногда, когда деньги полно
по меркам нищеты российских мачо
с дырявыми карманами в пальто.

Эх, нищета, российская приправа
ко всем баландам русского житья,
кто не узнал тебя, тот не залижет раны,
и вряд ли выживет для подвига в стихах.

Чтоб жизнь узнать и написать правдиво,
кусок, засохший надо бы узнать,
не пострадав, уверен, пошло, некрасиво
о куске том можно написать.

26 мая 2004  

            *   *   *

Я не прав, когда бываю грубым,
говорят, не грубость в деле толк.
Достают фарсливостью натуры,
в трафаретах старых док.

По накату резво проезжают,
строят нечто большее себя,
ни за что никак не понимая,
что чужим забита голова.

Не приму и никогда не пожалею,
тех, кто в глупости поднаторев,
над землёй слова свои рассеял
с чьих-то слов их жалко прохрипев.

И не нужен долгий разговорец,
оправданий всяческий посыл.
Жутких правил полководец
в голове мыслишкою застыл.

Я желал бы всем свободы,
хватит блеять и мурчать,
для мечты даются годы,
чтоб своё, однажды, проявлять.

26 мая 2004  

          *   *   *

Не хочу с тобою разговоров.
К людям нет в тебе любви.
Тянешь ты к отдельному порогу,
будто лучше всех понятия твои.

Не хочу мечтать с тобой и думать,
что в словах твоих есть правота.
Ты мирок свой жалостный придумал
и стреляешь ядом в никуда.

Люди видят твою малость,
твою гниль сокрытую внутри.
Для тебя есть всё же радость,
перегной полезен для земли.

27 мая 2004  

        *   *   *

Никому присяги не давал
в новом времени торговом,
правопреемность не признал,
в стороне живу изгоем.

Нет страны, в которой жил,
той, что дал присягу
добровольно под нажатьем сил
государственных натягов.

Нет мне места в новых днях,
да и в старых не особо
рад себя был применять
для служения «совковым».

Чтобы кушать, я писал
к датам праздные писульки,
трубы медные взрывал
перемолотому в ступе.

Видел первые ряды
в торжестве прихлопов.
И сейчас они первы
власти новой постхолопы.

Что ж не хлопать снова им,
когда власть подмяли те же,
кто недавно говорил
про всеобщую надежду

жить в коммуне равных прав
и в материях на равной?
Вот такой случился срам,
вот кому мы присягали.

Но и в личном никому,
присягать не собираюсь.
Я под солнышком живу,
людям братски улыбаюсь.

27 мая 2004  

           *   *   *

Я уеду в тайгу или к северу двину,
чтоб не видеть тебя никогда.
Что с того, что когда-то любили,
что, казалось, любовь навсегда?

Всё проходит безжалостной явью
и покажется завтра нам сном.
Жаль, пришлось со вчерашней отравой,
на прощание пить, закусив кулаком.

Что с того, что оставлена память
на картинках о счастье вдвоём?
И несносная боль под ложечкой давит,
своим сильным давя кулаком.

Я уеду в тайгу или к северу двину.
Убегу от себя, если только смогу.
Я забуду тебя, как свою половину,
и другую, возможно когда-то найду.

И найдя, ей скажу, о тебе памятуя,
и она вдруг печально поймёт,
что тебя никогда разлюбить не смогу я,
что она мне любви не вернёт.

27 мая 2004  

АРМЕЙСКИЙ СЛУЧАЙ

Он был напыщенный индюк
себя над всеми возвышал.
Он был водилой первых рук,
был пассажиром генерал.

Всегда он с форсом заходил,
глаза по-рачьи округлял,
он сам себя определил,
и будто сам был генерал.

Таких не любит коллектив,
он сам настроил против всех,
и как-то в ухо получил
и принял полный неуспех.

Он никого не заложил.
Он капли малой не сказал,
когда настойчиво спросил
его высокий генерал.

Он стал таким же, как и все
и тем себя он вдруг нашёл,
обрёл он заново друзей,
себя он в люди произвёл.

27 мая 2004  

             *   *   *

Твои глаза бесстыдством наполнялись
и стали ложью навсегда,
сама в себе ты вскоре потерялась,
в тебе самой случилась кутерьма.

Я в кутерьме пытался разобраться,
ходил в туманах собственных надежд
в конце концов, в тебе я потерялся,
теряя в чём-то мужество и честь.

С тобой страшнее, чем ходить в разведку,
ты вся из непонятиц создана,
то тянешься, казалось, к свету,
то в тень уходишь будто бы пьяна.

Устал я от тебя, от долгой кутермищи,
ушёл, как проигравший битву на мечах,
и всё-таки тебя совсем не разлюбившим,
тебя целующим во снах.

28 мая 2004  

В НАЧАЛЕ ЛЕТА

В начале лета свежие рассветы,
порой такою хочется любить
и ничего, что в прошлом где-то
всё то, чего не повторить.

И никаких не хочется стараний
ушедшее, хоть как-то возродить
на золоте пришедших возгораний
ты будешь снова пламенно любить.

Ты обретёшь былую неизбежность
лететь, как в юности сойти с ума.
Ты удивишься новой свежести
в начале лета солнечного дня.

В начале лета полная заливка
зелёной массы утренних дерев,
В начале лета хочется влюбиться
и верить в пыл, что не сгорел.

29 мая 2004

          *   *   *

Мне бывает грустно, одиноко.
Я грущу в присутствии друзей.
И с любимой мне бывает плохо,
по причине личности своей.

Я мечтаю о большом и дальнем,
если издали смотреть,
а в пригляде с точки идеальной
вот он рядом дальний свет.

Но спешить не стоит дружно,
в поисках никчемных изведясь,
недалече свет тот рядом кружит,
окружает тайною всех нас.

Только вот немногие заметят
светлое присутствие извне.
Напиваясь, часто несусветно,
люди забываются в вине.

Мне бывает грустно, одиноко
от того, что вижу без друзей,
то, что им покажется далёким
в скрытой близости моей.

29 мая 2004

         *   *   *

Разбрелись друзья из детства,
стали жить да поживать
где-то далеко и по соседству
жизнь как можется справлять.

Кто-то вышел и в большие люди,
до таких добраться не легко.
Не хочу заглядывать им в зубы,
по карьере влезшим высоко.

Не хочу пугать своим приходом,
вдруг подумают, что попрошу
что-нибудь, их нагло потревожив,
потому к таким я не хожу.

И к другим я не пойду сегодня,
слишком жизнью заняты они.
До меня ль им братцам прошлогодним,
подзабывшим прошлые деньки?

30 мая 2004

        *   *   *

Про жизнь толкуют мудрецы,
измордовали темы,
но правят миром толкачи
сухой сомнительной идеи.

Народ всегда, особо наш,
всегда ободран ходит,
один и тот же экипаж
за нос нас долго водит.

Представим сказку, если вдруг
бразды правления по воле
другие парни заберут
и что-то новое устроят.

Кого опять они нагнут?
Чьи спины снова запотеют?
Кого погонит жёсткий кнут?
Чьи захрустят колени?

Так что давайте помолчим,
чтоб разобраться вскоре,
кто власти важный чин
урвёт на счастье или горе?

1 июня 2004

     *   *   *

Вышли все красивые,
вышли все отличные,
а теперь при бизнесе
грызуны практичные.

Вышли из утробы вы
материнской, стало быть,
скольких вы угробили,
скольких предстоит.

Никакой нет цельности,
каждый за себя
шкуру личной ценности
продаёт с нуля.

Чтоб когда-то вырасти,
и взломать Клондайк
во всемирной дурости
брата нагибать.

Да и кто поверит вам,
что ваш гнёт хорош.
Вижу что-то зверское
в толкатище рожь.

Это вы придумали
отбирать в ваш рай
души слишком юные,
остальным же край.

На краю отечество,
большинство стоит
и совсем не чешется
воля ваша жить.

Так живите милые
не давясь добром,
стали вы красивые
златом-серебром.

4 июня 2004  

       *   *   *

Давай, поставим на любовь
и как обычно проиграем,
тебя замучает свекровь,
а я на тёще отыграюсь.

Давай, поставим и сбежим
туда, где нет привычных нянек,
нам повествующим про жизнь,
про то, как в жизни тямить.

Давай, шампанского нальем
и в сладость тела поиграем,
на время глянем и бегом
к домам себя отправим.

Давай, про заповедь одну
у бога спросим искупленья,
изобрази же верную жену
и верный муж я, несомненно.

Давай, представим, что вдвоём
мы строим новую обитель,
где будет страстная любовь
плести фланелевые нити.

Давай, мы всё-таки поймём,
что недолга райка картина,
и снова слёзы ручейком,
разводы, свадьбы, именины.

4 июня 2004  

           *   *   *

Приветствую, буржуйскую основу,
страны под гнётом всех мастей
политстарателей с бесстыжим словом,
и кланов их напыщенных вождей.
Приветствую и говорю открыто,
что соболезную им от души,
мне жаль их проживающих постыдно
в замесах липкой сдобной лжи.

6 июня 2004  

      *   *   *

Какие жалкие «людя»
народом управляли
но в новых резких днях
мы на фиг их послали.
Вот такова разминка дней,
такие значит пасторали,
вчерашних шлём вралей
и новых обретаем.

6 июня 2004  

        *   *   *

Они всё ищут жутких наказаний,
они всё унижением грозят,
на люд простой град указаний
желают силою сплавлять.

И бьют людей дубины приверженцы,
в участках лупят, против не скажи,
а где-то там болтают выдвиженцы,
о том, что их законы хороши.

Один издайте, чтоб любой в погонах
садист боялся, жалкий гад.
Он бьёт людей под именем закона
и всё он может слепо оправдать.

8 июня 2004  

        *   *   *

Не хочу с тобой встречаться,
даже через сотни тысяч лет,
не хочу при встрече улыбаться,
нет желанья больше, нет.

Пониманье сразу не приходит,
а пришедши не всегда
радость светлую приводит,
а скорее никогда.

Для таких, как ты всё благо
и утрата вдруг спасёт
наполненьем горькой правды
твоих сладостных пустот.

И не бойся прививаться
к древу чувственных высот,
над собой легко смеяться,
наступает твой черёд.

Ты чего ни будь достигнешь,
но прошу, тебя пойми,
о тебе хочу забыть я
через тысячи в пути.

9 июня 2004  

            *   *   *

Пусть в школах раздают тетрадки,
и вырастая, дети помнят пусть
учительницу первую с указкой
и первую запоминают грусть.

Пусть остаётся в памяти та осень,
когда впервые в школу шли,
спеша скорее становиться взрослыми,
не понимая, как прекрасны дни,

которым никогда не будет повторенья,
не будет солнца, тех дождей,
той жажды жить без подозренья,
что есть пределы этих дней.

9 июня 2004  

       *   *   *

Не говори, что ты любила,
не любят так, лишь подают
иллюзий взболтанное мыло
и пузыри по ветру шлют.

Ты раздувала шар красиво,
он главным был средь пузырей
и было на сердце тоскливо
от мыльной оперы твоей.

Ты заболталась в мыльной лаве
и так же в сторону сошла,
чуть протрезвев от надуваний
мне про другое понесла.

Но к пузырям я не привыкнул,
мне надоело носом протыкать.
Без любопытства Буратино
я мыло начал вытирать.

Ходить со взмыленною рожей
не в правилах моих,
поэтому я стал тебе прохожим
в исканьях надувных.

Не говори, что ты любила,
не любят так, лишь подают
иллюзий взболтанное мыло
и пузыри по ветру шлют.

9 июня 2004  

           *   *   *

Бренчала гитара и песня звучала,
в беседке, промокшей пели друзья,
видел тебя, как ты примечала
мои не сведённые взгляды с тебя.

Было так тайно и было тревожно,
грудь наполнялась, скрывала внутри
страсти порыв и любви невозможной
той потерявшейся в лете поры.

Встретил тебя, никакого настроя,
так, примечание внизу у листа
мелкого чувства тихое слово
и в памяти что-то от шума дождя.

9 июня 2004  

          *   *   *

В утрате чувств мы сами виноваты,
извне причину не найти,
проходит юность, расставляем даты
и только старость впереди.

Всему предел, но чувство не иссякнет,
когда его не забывал ни дня.
И страшно мне за тех, кто неустанно
губил его по разуменью живота.

Конечно, сытым быть совсем не плохо,
не хуже, если в меру потреблять,
но страшно мне, когда обжорство
идёт свой выбор праздно прославлять.

15 июня 2004  

   ПЕСНЯ ТАНКИСТА

Я мчу на танке весь в броне,
враги снаряды отправляют,
и страшно больно видеть мне,
как танки рядом поджигают.

Я направляю прямо ствол,
в бою жестоком отвечаю,
мой выстрел цель уже нашёл,
снаряд летит и поражает.

Сегодня вышел трудный бой
и не видать конца армаде
и стонет друг по танку мой,
зубами раны он сцепляет.

Но не разбит пока наш враг,
жмёт на педаль танкиста ярость,
и пропадает твёрдый страх,
желанье жить я забываю.

Придёт конец любым боям,
бог даст, живым я выйду в поле,
я поклонюсь своим друзьям,
что пали здесь на поле боя.

16 июня 2004  

       *   *   *

Ничего тебе не нужно,
не пытайся делать вид,
что стило приятно слушать,
что стихами хочешь жить.

И откроешь книгу ты едва ли
без навязчивых речей,
будет время, прочитаешь,
не спеша, свободно зрей.

А за вид, тебе спасибо,
за тактичность, так сказать,
ты прочесть меня просила,
я не в силах отказать.

17 июня 2004  

   И ВСЁ ЖЕ ОГЛЯНИСЬ

И всё же оглянись, и полюби людей
за их сообщество пусть не всегда простое,
пусть иногда тошнит и горестно тебе,
не вздумай, не любить кружение людское.

Мы на кругу и в этом наше испытанье,
неведомая доля отведённых дней,
где не всегда и все исполнятся желанья,
где чаще от большого наличие частей.

И всё же не злобись в душевной тайне,
сокрытый камень не носи,
нет без людей возможных испытаний    
и невозможной нет любви.

17 июня 2004  

         *   *   *

О таких, как ты не сложишь
восхищённых светлых строк,
ты вначале тайною тревожишь,
позже наблюдаем твой порок.

Ты с загадочным молчаньем
привлекала внешностью меня,
взглядом ангельским встречала
и вставляла умные слова.

Оказалась ты пустой простушкой
и не сложен укрываемый порок,
представляешь ты обманчивое чувство,
прибавляешь череду морок.

От таких бежать бы поскорее,
но умеешь за нос ты водить,
ты вначале чувство подогреешь,
чтоб затем безжалостно убить.

23 июня 2004  

    *   *   *

Только делают вид
и не двинутся с точки,
чтоб в себе ощутить
появление строчки.

Чтобы юный порыв
из заквашенной спячки,
вдруг людей пробудил,
и заставил встречаться

с тем, что было тогда,
когда верилось пылко,
что замкнули года
в полусонной улыбке.

Только делают вид
и в животных порывах
могут кухни любить
ото сна в перерывах.

24 июня 2004  

      *   *   *

У меня есть убежденье
по поводу вралей,
что их пустое прославленье
в тупик ведёт людей.

И в ясном понимании
я будто бы один.
В торжественном собрании
подхлопывают им.

24 июня 2004  

         *   *   *

Я не скажу, что всё так плохо,
с хорошим стало вдруг,
всему есть видимые сроки,
сминает всё всевышний круг.

Но жизнь в простом кружении
желает счастье обрести
ценою глупых обольщений,
до боли жалостной игры.

24 июня 2004  

*   *   *

Мало сказать, что пали
дети морских широт,
человек себя оправдает,
себе искусно соврёт.

За что погибает нерпа?
Почему миллионы «звёзд»
океан отбросил на берег?
Ответь человек на вопрос!

В эпоху ответов спокойных
время пришло поступать,
в смерти животных виновен
и в смерти людей виноват.

25 июня 2004  

          *   *   *

Запиши меня в лучшие годы,
не забудь, малый крестик поставь,
штормовые чувства запомни,
хоть что-то в прошлом оглавь.

Неужели было так плохо
и торт не летел со стола
порывом любовного вздоха
в тоску полусонного дня?

Неужели же мы не любили
и всё пролетело в пустяк
моих стихотворных разливов
пред тобой у тебя на глазах?

25 июня 2004  

*   *   *

Внешне ещё не старые
постарели внутри
одногодки усталые,
ранние старики.

Что не слова, то плаха
юным порывам тем,
что просвистели когда-то,
и замолчали затем.

Только в подпития жалком
тянутся в прошлый день
предатели юности жаркой,
рабы возрастных перемен.

25 июня 2004  

        *   *   *

Не пытаясь, соблазн пересилить,
спешат кусок оторвать
сатрапы законных насилий,
исполнители, мать их так.

Ради богатства с излишком
грабят в конторском пылу,
словно пролезшие мыши
загрызают бесстыже страну.

26 июня 2004  

       *   *   *

Не может чистая душа
с коварным ладить интеллектом,
злодейским замыслам мешать
она способна незаметно.

Зажравшись, правит смысл,
душа сомнения привносит,
гром, превращая в слабый писк,
грозу любую остановит.

Ей невозможно доказать
на трупах доброе начало,
со слёз не стоит начинать,
открыв спесивое забрало.

И если разум знаменит,
душа не делает попытки,
себя за что-то похвалить
в своём божественном развитии.

26 июня 2004  

         *   *   *

Давай, дружить, не буду против,
однако странным будет лад,
когда твоим обязан я настроям
безмолвно преданно кивать.

Ты правила создал для процветанья
своих упрямых жадных дел,
мне, оставляя восхищений лепетанья,
согнутый угол вытертых колен.

Вокруг тебя живые бродят трупы,
подавленный в зародыше народ,
роптать способный в закоулках
и при тебе заглядывать в твой рот.

И самое смешное, что тебе по нраву
идиотизм задавленной толпы,
имеющей формально, но не взявшей права
на примененье в жизни правоты.

Так, где же и в каком я буду эшелоне
твоих реестров дружеских бодяг?
Давай не будем даже мы знакомы,
от жирных правил хочется блевать.

27 июня 2004  

         О  СЕБЕ

По улице шагает человек
с собачкой среднего размера,
он проживает весело свой век,
о своём, конечно, не жалея.

Ему, бывает, крепко жаль
судьбу российского народа,
желает всем он пожелать
всегда хорошего настроя.

Хотел бы он увидеть день,
когда окончатся обманы,
и самый главный президент
об этом празднично объявит.

Хотелось бы увидеть наяву
мечтаний ясные восходы,
чтоб заплатили мужику,
и в мире жили все народы.

Хотелось бы когда-нибудь узнать,
что осуждён политвельможа,
сумевший безнаказанно украсть,
из кошелька российского народа.

Пусть кто-то скажет – эпатаж,
и ничего такого не бывает,
не может человек другим желать,
себя при этом забывая.

И всё же в жизни это есть,
ну, посудите люди сами,
человек из общества воскрес
и с собой он научился ладить.

Для себя он всё в стихах нашёл,
на чужое взгляд не кинул,
век свой весело провёл,
а точнее, меньше половины.

27 июня 2004  

МАМЕ В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Странно писать стихи тебе мама,
я близким стихи почти не пишу,
в день рожденья дарю я на память,
слова, что в жизни едва ли скажу.

У меня нет проблем матерьяльного плана,
всё, что есть, мне хватает сполна,
никогда не волнуйся, не стоит же мама,
не сума на плечах, моя ноша легка.

Не верь никому, что поэты несчастны
и лихая судьба их к могиле ведёт,
случается так, что другие причастны,
по воле своей твой мальчишка живёт.

Меня не согнут, и согнуть не сумели
невзгоды былые и будущий рок,
и если слеза посещает веселье,
то значит, душа в человеке живёт.

Сегодня я занят по полной программе
и в этом себе не могу изменить,
прости, что грублю и бываю я пьяным,
с нерешённым вопросом - как быть?

Те, кто уверенны и для себя всё решили
никакого секрета открыть не смогли,
сожаленья мои, увеличив, простились,
и шагнули туда, где меня не найти.

Я уже не ходок на бега за удачей,
повторюсь, всё что есть, мне сполна,
лишь бы тебе от этого счастья,
лишь бы понять ты это смогла.

27 июня 2004  

           *   *   *

Нет звонка от тебя – я волнуюсь,
не хочу никогда, не хочу я узнать
что дорога домой бедой обернулась,
что с тебя волосинка могла бы упасть.

Я желаю тебе не поддельного смеха,
и радость пускай окружает тебя,
кто-то из нас должен будет уехать,
но ты возвращайся счастливой всегда.

Не хочу я узнать, не хочу я поверить,
в бело-чёрный закон пресловутых полос,
для тебя постоянства прошу
                                             каждый день я,
и плохое прошу, чтобы сам за тебя я                            
                                                       пронёс

Пусть услышит меня твой ангел-хранитель,
если что-то не так, пусть он шлёт на меня,
я пробьюсь в небеса и как бога проситель
за тебя попрошу, мне иначе нельзя.

Позвони же скорей, в доступность
                                                   проследуй,
я услышать хочу твой голос с утра,
чтобы самым счастливым был я на свете,
чтоб плохое с тобой ни за что, никогда.

28 июня 2004  

            *   *   *

Не для сухих разборчивых учёных
пишу стихи для высшего суда,
там за ошибки буду я прощённым,
всё остальное – е р у н д а.

Пишу стихи для самообретенья
своей возможности дышать.
И кто там лезет в грубое общенье?
Кому, чего словами поломать?

Вы, что суётесь умники-писаки,
на классике наваритесь деньгой,
не стоит, наносит ударов сзади,
учился в каратэ вертеть я головой.

Пародию состряпать – это можно,
но если бессеребрена она,
а для деньги поставь учуг несложный
и покажи, как ловятся слова.

Сам напиши, попробуй растревожить
сердца людей, затравленных судьбой
в стране рвачей из односложий,
по трупам влезших властною гурьбой.

Известно всё, вы скромно промолчите,
язык прикусите, скрывая яд,
бездарное творение кублом почтите,
не попадая никогда впросак.

Мне всё равно, что скажут позже,
сегодня жизнь прекрасна для стихов,
когда вверху покривят рожи,
и пьяно плачут из низов.

28 июня 2004  

            *   *   *

Ты не дала любить мне полной грудью,
склонила в маленький мирок,
я не пошёл и вырвался напропалую,
к свободе ожидающих дорог.

Я встретил всё, что назовут авралом
благие устроенцы из домов,
в которых жизнь замасленной отравой
лишает чувств и пищи для умов.

Ты там же в полусонном быте
осталась преданной себе,
и никчему тебе простор открытий
и человек, как всадник на коне.

Мне поле русское и большего не нужно,
хочу набрать я полный вздох,
найдёшь другого, будет он прислужник,
без торжества, без солнца и дорог.

28 июня 2004  

         *   *   *

И не подумай, что вернусь я,
к таким, как ты не ходят вновь,
плевать сумела ты на чувство,
задрав манерно тоненькую бровь.

Вокруг себя ты плохо различаешь
людей снующих, как и ты,
над всеми задавашливо взлетаешь
разливом собственной красы.

Но час настанет, отцветёшь ты
и не понравишься себе,
тогда с прозрением проснёшься
в привычном долгом сне.

3 июля 2004  

   *   *   *

Согласен, я и буду соглашаться,
век, отведённый, в мире буду жить,
и вместе с миром буду я пытаться
к хорошему хоть что-то изменить.

Хочу, чтоб люди не забыли братство
и в утолении серебряных нажив
не соизволили над братом измываться,
который менее удачливо зажил.

Я не приму благое пустозвонство
по поводу грядущих перемен,
иди и действуй до захода солнца,
гони души расплывчатую лень.

Порой и многого от нас не нужно,
хотя бы, словом добрым помоги,
и поднимая за благое кружку,
об этом не забудь и вскоре поступи.

Дай людям то, что от тебя возможно,
на этот час без переливов получить,
не в перспективе замыслов творожных
желают люди ныне просто жить.

А если ты задумал перемены,
и виден их губительный кураж,
остановись, предайся лучше лени,
бездействием ты большее отдашь.

5 июля 2004  

         *   *   *

Живи и кушай на здоровье,
чревоугодничай, хоть каждый час.
Твои победы и твои невзгоды,
и так же твой воинственный окрас.

Всё это так, но тянешься на площадь.
Надоело красоваться у зеркал.
Желаешь ты, чтоб восхищался тощий
как ты себя в жиру завосхищал.

6 июля 2004  

           *   *   *

Спешу поздравить с серединой лета!
Смотри, как увеличен светлый день.
Массив деревьев листьями одетый
прохладную бросает тень.

Дожди отполоскали две недели,
сошла на нет бурлящая вода
и люди впрямь купаться захотели,
на водоёмы вышли города.

Кричать бессмысленно средь криков
главнее всех в азарте детвора,
лишь краткой ночью могут приоткрыться
сквозь шёпот наши голоса.

Итак, ещё раз, с серединой лета!
Кто знает, сколько раз ещё
нам повториться чудо пересвета
и сколько раз припомнится светло!

7 июля 2004  

        *   *   *

Любители себя восславить,
рассказчики о личных амплуа,
язык неутомимо протирая,
вы пенитесь по поводу себя.

А в сути, что вы сделали такого,
чтоб вас в примеры принимать?
Усилив тупость общества дурного,
ни о чём привыкли вы втирать.

И разыграв из жизни маскарады,
засели в масках за рубли,
нет чести и достоинства в парадах,
когда командуют шуты.

И чтобы жить, жируя в свистопляске,
дешевизной шуток извели
стремление людей к великой сказке,
где место искренней любви.

У вас на всё всегда свои подлоги.
Способны вы на подвиги ходить,
когда закроют ближние дороги
и дальние пытаются закрыть.

Удобно править маскарадом,
когда о корме мыслит весь народ,
достань мизинец, будут рады
заглядать в открытый рот.

Почему ж не колотить монету,
когда валом пляшут дураки
в подтанцовках под кассету,
где вы славные шуты?

Польза есть, а там что будет.
Да и есть ли этот бог,
что когда-то там осудит
за прошествие дорог?

8 июля 2004  

     *   *   *

Только твари-атеисты
могут жизни отбирать,
потому как неказисты
на безбожье проживать.

И за нож берутся лихо,
одурев от лжезабот
помутившиеся психи,
человека антипод.

Внешне есть, конечно, сходство,
человека нет внутри,
будь внимателен, походкой
выделяются они.

И в глазах откроешь тайну,
шельму точно метит бог,
и речей пустые байки,
ни о чём, чтоб думать мог.

А когда нет высших мыслей,
что дают простой ответ,
человек идёт поникший,
рядом с ним гуляет бес.

Оглянись в своей округе,
разгляди в себе бесят,
что безбожье тихо грузят,
незаметно каплют яд.

8 июля 2004  

       *   *   *

Ни к чему вертеть крутить,
проще можно походить.
Никчему закрутка дум,
если в сути Кара-Кум.
Устаю от редких слов
в рассыпухе сложняков.
Не живу, а лишь спешу
разглядеть во всём межу,
где лепнина крутослов
артистичных чудаков,
где нормальный мысли ход
даже задом наперёд.

8 июля 2004  

НИКОЛАЮ ПЕТРОВУ                    

Уважаемый Петров,
дорогой мой тёзка,
пишет вам любитель слов
не всегда серьёзный.

И у вас я вижу смех
вызываемый ослами
поимевшими успех
в упражнениях моралью.

Кто пред вами ясно вам,
ну и мне конечно,
их я вижу по глазам,
по делам их грешным.

И ведомый вами спор,
это бой наглючей шобле,
рассыпающей свой сор
шелухой от воблы.

Их не примут и в пивной
самой завалящей,
там таких под зад ногой
точкою смердящей.

Там закончат разговор
сразу с первой фразы.
Таких вне всяких норм
называют мразью.

Ну а вам глядеть пришлось
в лицимер-паскудство,
слишком много развелось,
убивают чувство.

Им конечно, не каюк
после вашей правды,
сцеплен выгодой их круг,
вот и все морали.

Каждый каждого застит,
лишь бы больше фальши,
фальшь их тоже богатит,
расставляет пальцы.

Что и делать, если нет
ни фига таланта
мысли складывать в ответ,
словно строчки в гранки.

Невозможно залатать
в дырке деланную дырку,
можно только лепетать
и соплями фыркать.

Вам спасибо, мой поклон
и всегда успеха,
в музыкальном и другом,
что возвысит человека.

8 июля 2004  

          *   *   *

Авторитеты тоже ошибались.
Кто без помарки стартовал?
И в пошлость так же окунались
пылая неумением начал.

Достигнув совершенства половину
мечтают свыше покорить
когда-то вознесённую вершину,
когда-то вымечтанный пик.

И не упрёк им прошлые слабинки,
не повод в этом подражать,
у гениев есть право на ошибки,
нет права этим упрекать.

Но у бездарности свои резоны,
своя состряпанная суть,
свои возвышенности, склоны,
похожий в чём-то жалкий путь.

9 июля 2004  

      *   *   *

За то, что я решил поэтом
под солнцем общим проживать
меня хвалить не стали следом,
склоняли общее принять.

Но мне не лезла жеваная каша
всеобще принятой стряпни,
что жизнь летит и в ней к пропащим
сведут меня мои стихи.

Нет спору, я бежал от иерархий,
по лестнице коварной не пошёл,
но и в стихах от старых тарабарщин
легко строку свою увёл.

Сожалея, смотрят, будто в идиоты
по воле собственной попал,
и будто я разрушил прожитые годы
и в будущих заведомо пропал.

И все любимые, что стали не любимы,
конечно, ждали жизненных потуг,
чтоб стал их замыслам я мягкой глиной,
как вот то вот большинство вокруг.

Да я не против, каждому свой посох,
своя дорога, маленькая щель,
но если было, есть возвышенное слово
я в этом вижу жизненную цель,

так почему же мне во имя судомоек
вдруг выбросить упорство и талант
на цветники заброшенных помоек,
где жизни сытой рыночный гарант?

Нет, я не отважился убить святое,
что зарождалось в муках долгих дней,
что вышло на пустырь себя построить
и вознесённым жить для бога и людей.

Берите из бездонной чаши,
мне от берущего не надобно рубля,
со мной случилось и теперь я счастлив,
и знаю твёрдо, счастье навсегда.

А то, что в личном были передряги,
и неуютным кажется мой дом,
всё это общезваные натяги
мечтающих о явном и другом.

10 июля 2004  

       *   *   *

Пустые песенки приятны
всегда пустеющим умам,
худых извилинок остатки
пустить желают в тарарам.

И думать будет очень трудно,
всегда мыслительный тупик
легко задавливает грудью,
коль думать, паря, не привык.

Затем докатишься к паскудству
пустышек сорных оправдать,
других возвышенные чувства
ты будешь грязью поливать.

И будешь хмырь в миру известный,
принят будешь ко двору
там назовут великой песней
твою никчемную муру.

10 июля 2004  

      *   *   *

Пять страниц осталось,
я решил, что пять,
тех, что будто написались,
обретая стать.

Их же нет на белом поле?
А они вокруг живут.
Я беру их строчкой снова
и они живут.

Вот и чудо мне явилось!
Никчему другие чудеса.
Лишь бы строчкам былось
на страницах и листах.

10 июля 2004  

         *   *   *

И всё-таки тебя мне не забыть,
твой портрет навеки оставляю,
не удалось нам вместе жить
пусть память с нами проживает.

Пусть в ней мы мужем и женой
отправимся в счастливые поездки
и будешь ты единственною той,
что не смогла быть в этом свете.

10 июля 2004  

         *   *   *

Вы извините за моральный вред,
и за расправу вы простите,
когда язык ваш, гадостный предмет,
в меня безжалостно вонзите.

Тогда придётся побежать
по всем лечебницам кровавым
и суд ваш выйдет поучать
из лжи придумывая правду.

На вас я первым не напал,
не бил в подъезде по макушке,
от вас я в сердце получал
и без ума взрывался чувством.

17 июля 2004  

*   *   *

Оставьте меня в покое,
я с вами совсем не хочу
не смеха, беды и горя,
самому мне идти по плечу.

Я сам понимаю, где, правда
у каждой чащи своя
другого становится травлей,
в итоге повсюду брехня.

И наказаниям пылким
на лживые Фемиды коньке,
предпочитаю милость
заплутавшему люду во тьме.

Со зверем справляться надо,
но нужно всегда самому
понять, что зверская, правда
зверю всегда к лицу.

И выйдя на людную площадь
всему закричать я хочу,
но как битая часто лошадь
я лучше опять промолчу.

Прошу одного, оставьте,
не трогайте выбитый пыл,
вы стройте, идите, мечтайте
ничего я от вас не просил.

17 июля 2004  

         *   *   *

Автобусы выходят на маршрут,
в такую рань я тоже начинаю
свой не обычный в жизни путь,
стихи из воздуха справляю.

Я знаю твёрдо сила слов
храниться в точности глагола,
всё дело в том, как я готов
мечтать воистину о воле.

И никакой не плавает секрет,
чтоб раскусить его однажды,
всё дело в трате долгих лет
и ощущенье строчной жажды.

Кому дано, тому совсем легко
ходить в словесные разливы,
где чувств разлитое вино,
и все, что есть и то, что было.

Ещё о будущем хоть пару строк,
ещё немного бы о дальнем,
но жизнь, как прерванный урок,
случится если, то узнаем.

И вера сильная моя,
прости, господь, слабеет,
когда вдруг вижу, как легка
у дьявола победа.

Меня ты может и простишь,
хоть сделать это будет трудно,
сам видишь, часто он гостит
в душе моей со всей причудой.

И часто трудно стало брать
верх над случайными рывками,
себя приходиться терять
и жить с печальными глазами.

Но я не сдался, я живу ещё,
ещё гудит шальная сила,
река созвучий в даль течёт,
строка меня не разлюбила.

А что строке? Ей дай порвать,
при этом крепость обрести,
чтоб что-то нежное сказать
с надеждой чувство вознести.

За всё спасибо, я готов
идти до одра по маршрутам
средь восклицаний голосов
автобусов, трамваев и попуток.

17 июля 2004  

*   *   *

Из завязи страданий
выходит, моя жизнь,
из цепи наказаний,
из радужности брызг.

Устал ли я? - Не знаю.
Но чувствую всегда,
что было - наказанье,
наградой иногда.

17 июля 2004  

*   *   *

Я к вам пришёл и надо б выпить
для полной атмосферы, так сказать,
и были вы не против за вином отличным
отношенье между нами укреплять.

«Мне сорок шесть пора в отставку
по поводу женитьбы, навсегда»
Сказали вы, что если вынуть справку
в любые женятся года.

Ещё сказали вы, что Пушкин
всем возрастам наказывал любить,
поддакнул я, слегка чеша макушку,
и к теме тост пытался сотворить.

Я говорил смешнее Карлсона на крыше,
нёс лабуду, словесный хлам,
вы придвигались на диване ближе,
я не сдержался и прижался к вам.

Пошла любовь в методах Камасутры,
я обалдел, и было классно нам…
Но как всегда мир огласило утро,
за ночь спасибо нежное, мадам.

На утро кто жениться хочет?
К чему запальчивый резон?
Зайду когда-то, между прочим,
ваш потревожу с разрешенья сон.

17 июля 2004

*   *   *

«Быть знаменитым не красиво»
сказал однажды Пастернак,
не согласились с ним спесиво
на круге выдумок спешат.

Спешат скорее выскочить в известность,
поднять свой имидж для страны,
желание сквозит в разгуле спеси,
добыть для жизни длинные рубли.

Я понимаю, кто пахать захочет,
когда спокойней строчками собрать
два самосвала денег в свой совочек
и жизнь в остатке сладко проживать.

Таких линьков я вижу даже в юных,
нет им покоя от деньжищ,
подмяли суть, как Поттеры в безумстве
волшебных скукотищ.

Деньгу грести, конечно же, удобней
на популярной погани словес,
для маргиналов пышут булкой сдобной
и нет им дела, что кто-то там воскрес.

В стране растёт расчетливое племя,
у выскочек своё понятье красоты,
своя настойчивость в раскрое измерений,
свой норов жалкой мелкоты.

17 июля 2004

*   *   *

Не стоит киснуть, унывать,
когда и так всё пролетело.
По крупу бить или держать,
пустая прыть, пустое дело.

Живи, пусть мысль гнетуща
пусть часто нет последних сил,
живи по исповеди чувства,
и будет всё, что ты просил.

Не здесь, а там в той тайне,
к которой так ускорен срок,
я верю, главное приобретаем,
окончив жизненный урок.

Прощения проси и будет благо,
не бойся шаг по-новому ступить,
на всё возможность, твоё право,
реши вопрос, как дальше жить?

19 июля 2004

*   *   *

Горжусь воистину талантливой Россией,
не опустел её волшебный арсенал,
и мне пусть тоже, всё же сыну
охота есть отдать, что добывал.

Хотелось бы стихи с излишней прямотою
оставить тем, которые поймут
без суеты с пошлейшей слепотою
в закоулках умствующих пут.

Я не прошу жить по какой-то сказке,
иль по указке топать в никуда,
прошу понять, как в жизненной напасти
искал я большее, чем только Я.

Теряя возрастные единицы на сетчатке,
прозрение я с жаждой обретал
и счастье я обрёл не в дареном початке,
а в том, что сам с трудами начинал.

Я все возможные несу всегда молитвы
и об одном прошу лишь для себя,
пусть не убьёт господь мои попытки,
мой поиск в области стиха.

По строчкам жизнь свою сверяя,
в словах я будто бы и жил,
в кормушке общей горсти получая,
ничем я никого не обделил.

За то, что получилось, может быть нелепо
пускай простят, причину отыскав,
не мог я жить в сочувственных советах,
тем более при тех, кто знатно наставлял.

Жить по настойчивой указке было тошно,
и невозможно, если наклоняли в быт
хождений по протоптанным дорожкам
на запах пищевых корыт.

Не мог я топать за семейной кашей
вдогон за всеми, чтобы получить
взамен любви и дружбы не уставшей
всегда надёжный общепит.

Но всё ж хочу понаходившись горделиво,
свое, найдя, пополнить арсенал,
чтоб малой каплей полнилась Россия,
мой самый главный идеал.  

19 июля 2004

*   *   *

Не слушаю, и думать не желаю
в указах самых высших верховод,
я жить пришёл, со всеми проживаю,
но я противник всяческих угод.

Не по нутру мне кланяться и биться
от снисхождений хоть кого,
уж лучше пить и дурно веселиться,
чем раз сказать его высочество.

Не мной заигран мир затёртый,
в котором повторяется всегда
взнесённый нос и чуб припёртый
и мелочь прочая – фигня.

20 июля 2004

*   *   *

Я всё же жду от жизни чудотворства,
надеюсь, что появиться тот день,
в котором всё плохое навернётся,
и всё хорошее раскатиться затем.

Бред максимальный до смешного,
мечтания пустые, сущий грош,
и хочется забыть, и думать вскоре,
что мир и так во многом прехорош.

И в этой прехорошести усталость
придёт и выведет ко сну,
чтоб снилась вновь, и чтоб не забывалось
как снова верить в глупую мечту.

20 июля 2004

*   *   *

Не могу играть, выдумывать и бредить,
я хочу живыми строчки обрести,
чтоб никогда никем своё уже не мерить,
и удаль слова богу донести.

Похвалит пусть, раз у людей нет слова,
ругает пусть, поспорим от души.
Как скучно жить средь вечно сонных
и не желающих поднять свои ключи.

Открылся весь, замок не сложен,
но ни к кому на встречу не попал,
кто б, в самом деле, был бы не прохожим
в моей стране, где радость я узнал,

где только мне достались дифирамбы
высот, молчащих в гулкой синеве,
где только я и был весёлый странник
с тяжёлой ношею в душе.

20 июля 2004

*   *   *

Не ладится, опять у нас не ладиться
и есть причина, больше не скажу,
что наш роман во всём мне нравится,
что я довольным основательно хожу.

Нет для меня с тобою перспективы,
ты будешь так же прошлое тянуть,
мне, предлагая часть от половины
на целое боишься посягнуть.

Но время мчит, года уходят,
придёт итог, дорогу серебря,
ты со своими в разную погоду
одной не будешь точно никогда.

Мне тоже хочется надёжного уюта,
люблю я кушать свежие блины
глядеть люблю, как пироги пекутся,
как с ленью борются холёные коты.

И мне не чуждо созерцать движенье
упавших капель от осеннего дождя
на лист стекла и нежных отношений
во все, всегда, любые времена.

Фантазии, конечно, им не сбыться!
Уюта захотел? – сплошная хмель!
Поэту жизнь - за вьюгою катиться,
сестра поэту русская метель.

Луна – жена, как Маяковский говорил Владимир,
скажу, что братья - хмурые деньки.
А ну-ка, загрустил о скуке перемирий!
Устал ходить с кольчугою «на вы»?

Подумаешь блины и прочие имбири!
Ешь горький хлеб и богу поклонись.
Родился ты и счастлив будь в России,
и многим жертвуя, не пачкай жизнь.

Не превратись в дворцовую подстилку,
не вздумай жирным подражать,
на то ты и поэт бескрайности российской,
и только в этом счастье обретать.

И не подумай позавидовать умершим,
когда-то написавшим пары строк,
теперь, что трупами выходят на пробежки
смердеть народу про какой-то рок.

Они довольны, получив в награду стадо,
которому в мычании не вызреть никогда,
что все протёртые умело самосады
один лишь дым, отсутствие плода.

Пути нет там, где видимость созвучий,
а в сути на прикрасе пустота
мозги справляет музыкой наскучий
с мерцающею дымкой в никуда.

И значит лад утраченный меж нами,
не плох, излечен будет он,
поскольку вьюга меж домами,
поскольку тоже согревает дом.

25 июля 2004

*   *   *

Загоняли слово, словно в клизмы,
дули в уши каждый день
про житьё благое в коммунизме,
на других бросали тень.

Наболтавшись, предали идею,
поспешили в рыночный ковчег,
посадили в кресла прохиндеев
ждали будущий успех.

Но успеха нет поныне,
пусть бахвалится пропагандист,
жалкие подачки получили,
от благого жалкий писк.

И опять нам ставят клизмы,
промывают уши и мозги,
чтоб толпой в капитализмы
мы, проблеяв, дружно шли.

Для рабов нет разницы особой,
обирают беспощадно за труды,
наполняйся смехом или злобой,
путь твой в яму, в никуды.

И ещё скажи спасибо,
если в бойню не попал,
жизнь провёл не инвалидом,
значит, счастье обретал.

Есть, конечно, кто зарвались,
зажирели в жизненном хмелю,
на таких глядеть осталось,
ждать прозрения ко дню.

Но прозреет там не каждый,
и дозреет до свиньи
и поднимет визг свой властный,
чтоб покорны были мы.

Не надейся на систему,
суть её, чтоб обобрать,
отрывай побольше денег,
тебя будут уважать.

И в суде любом ты первый,
правоту на деньгах строй,
а когда не хватит денег,
рыло в землю и в запой.

Я картинку жёсткой сделал,
но без злобы, без злобы,
к негативу будут следом,
верю, лучшие деньки.

Не печалься, будет лучше
мы свободу обретём
и не будет жить так скучно
в нашем племени с вождём.

И пускай другим продуют,
и пускай опять соврут,
мы пропустим жизни скуку,
небеса нас увлекут.

26 июля 2004

*   *   *

Вопрос не в том, что снизошли вы
и мне подачку свыше принесли,
проблема в дальней перспективе
мне с вами быть во всём на ты.

Я не гожусь для знатной роли,
оставим жесты с вашей стороны,
вы для меня король, но голый,
я никогда не пробовал в шуты.

27 июля 2004

Я СОВСЕМ НЕ ЛУЧШИЙ

Я совсем не лучший, но и не последний,
на краю у жизни, сколько вон стоит,
говорю им, братья, пусть ничего не светит,
и кошмарен в днях ближайших быт,

пусть о вас никто не думает о слабых,
пусть одна дубина любит вас,
всё равно покиньте низменное стадо,
приходите к людям, прекратите страсть.

Но никто не слышит в океане спирта,
и никто не видит маяков в вине,
погибают братья в стороне российской,
погибают сёстры в стороне.

И не нужно брезговать, не стоит
от сумы и пьянства и тюрьмы
зарекаться на фуршетах с перепоем,
и вообще не стоит, если люди мы.

Помогите ближним и далёким,
помогите в трудный час,
не смотрите в руку, дайте стольким,
что хорошим словом вспомнят вас.

И пускай потратят и напьются вдоволь,
такова у жизни череда,
одному ползти скорее в пропасть,
а другому выпить на коня.

Так лети же, конь, в степи раздольной
и отбей копытом про людей,
что о братьях дальних сожалея, помнят,
собирая в тройку вороных коней.

27 июля 2004

*   *   *

Крокодилы сели на забор
покурить свою махорку,
ехал мимо прокурор,
пива вёз он упаковку.

Крокодилы хвост трубой
поперёк поставив,
преградили путь домой,
грубой шоблою восстали.

Прокурор их подкупил,
наливал в стаканы,
каждый выпил крокодил
и душой растаял.

В чём секрет таких побед?
Отвечаю громко,
пиво с водкой - лучший хлеб,
и, ещё селёдка.

28 июля 2004

*   *   *

Успею ли, не знаю,
но хочется писать,
про день пустой и самый
хочу я рассказать.

Но если приглядеться
нет больше пустоты,
любая даль соседка
столь близкой красоты.

И день особо самый
такой же, как и тот,
что кажется, верстает
наполненность пустот.

И сколько мне придётся
про столько напишу,
красивое прольётся,
заполнит пустоту.

28 июля 2004

*   *   *

Вот, так дружок, ты получил урок,
о правпаскудии в родной стране,
ты попытался быть, тебя в толчок
и извини, другие на коне.

Твои надежды жалко не сбылись,
тебя направили к ошибкам влёт,
жизнь такова, такая значит жизнь,
кто больше платит, тот и обретёт.

И не проблема в том, что не везёт,
везение игрушка мелких тем,
наживы властвует неутомимый ход,
несправедливость царствует затем.

Об остальном у алтарей тебе споют,
обокраденную душу примирят,
который век задурят и согнут,
и чёрту двери настежь отворят.

Жизнь такова, но хочется же быть
не быдлом в стойле стольких стад,
чтоб было так, учись других дурить,
ты будешь по-российски демократ.

Есть мненье мудрых пескарей,
что всё не так уж плохо у паскуд,
кнутом, махающим с натягами вожжей,
творящих по закону самосуд.

Я не согласен полностью с таким
подходом, оправдавшим муть,
пусть будет хуже, но засим
придёт пора, когда не смогут обмануть.

И те, кто предали при жизни обретут
святую кару наблюдающих небес,
тогда и милосердие пускай введут,
чтоб не был строгим общий наш отец.

1 августа 2004

*   *   *

Мой друг, не стоит обольщаться,
пускай хорошие, но забивают мутотой,
какая разница, с какими задуряться,
с какими быть набитым чепухой.

Она кричала мне и огненно пылала
в года младые о поэзии плела
разводы слов, что навсегда признала
её высоты, шёлк и кружева.

Она осталась тою же хорошей,
по-прежнему таким же чем-то хороша,
стихи забросила никчемной ношей,
настойчиво поверила в рублёвые дела.

Где выгода там властвуют накалы,
но если нет её, спадает сердца жар,
пускай хорошие, увидел ты начала,
смотри во внутрь, не обрети печаль.

Она несёт про то, что вдруг остыла,
что в ней ушло, что распалялось так,
что вдруг земное в жизни приоткрыла,
и приняла верчения обряд.  

И мутота, ей стала лучшим настроеньем,
поверив в хлам, не трогает стихов,
на этот счёт имею твёрдо подозренья,
что никогда она не знала силы слов.

Беги мой друг, от всех, кто даже лучший,
кто хрень несёт про мир любой,
бог дал возможность фальшь почувствовать
и жить всегда своею головой.

1 августа 2004

*   *   *

Мне бы друга, такого как я,
хоть вчера, хоть сегодня, всегда,
я бы счастлив был бы навек,
как какой-то другой человек.

Я себя бы другого узнал,
и за друга всегда б выпивал.
Мы бы пили холодный мускат
и пивка по жаре литров пять.

Он звонил бы, я бы спешил,
я его бы всегда защитил.
И его б обожая жену,
никогда б не мешал бы ему.

Мы ходили б в театр втроём
и ходили бы в гости в мой дом,
нам бы было всегда хорошо
опереться на дружбы плечо.

Я за друга стоял бы горой,
от беды бы закрыл бы собой
и в последнем крике «прощай»,
другу жить без меня б завещал.

Дружба ныне большой дефицит,
изобилие фальши сквозит,
под дружбу приятельский пыл
рядится на пьянках кутил.

Даже брат, что жизнь вдалеке
проходил на штормящей волне
мне не близок как истинный друг
в миру хлебосольных прислуг.

И когда через тысячи лет
друг придёт ко мне на обед,
я скажу, что долго прождал,
что рад и немного устал…

3 августа 2004

*   *   *

Слова летели неустанно,
хотелось верить и спешить
в мир будущий и долгожданный,
хотелось в сказке жить.

Ты говорила о событьях
грядущих прям таки вот-вот,
не суждено им было сбыться,
свернул их первый поворот.

Мы разошлись по полушарьям,
налево я, ты в правоту
ошибку, как обычно, совершая,
верстала новую судьбу.

Я походил, немного потоптался
и с места вырвавшись, ушёл
в страну, откуда возвращаться
не смел без сказки точных слов.

4 августа 2004

*   *   *

Ну, почему я должен присягать
основам, выстроенным блефом
и скучно долго повторять
благодарение за это?

К чему единство смертных стай,
пусть проживающих столетья?
И неужели общий каравай
раздаст всем сдобные ответы.

Не разрешая всех проблем,
кручу всеобщую турбину,
как все печёный хлеб я ем
и слышу хруст поверх мякины.

4 августа 2004

*   *   *

Кропать стихи занятие простое.
Не стоит о трудах вести хвальбу.
Кто устаёт от творческих настроев
пусть повернётся к лёгкому труду.

Пусть сходит в смену сталеваров,
там отдохнёт от тяжбы слов
и хорошо бы было на заимке старой
свалить десятка три стволов.

Возможность есть прийти к шахтёрам,
там отдохнётся на все сто,
когда в земле развалишься припёртый
без поиска натруженного слов.

Уставшим предлагаю рыть траншеи,
лопатою несложно в грунт входить,
не глубоко в свой рост или по шею,
чтоб от писательств отходить.

Кто устаёт, пусть отдохнёт на стройках,
на вышках нефтяных особый кайф
пробить буран промокшею махоркой
и вспоминать про тяжкий май.

4 августа 2004

*   *   *

Ты говоришь, что будет хуже, чем вчера,
меня ты этим часто донимаешь,
и мне не хочется, чтоб изречённой правота
явилась в дом, где снова зажигаешь.

Твоя свеча струится над столом,
мелькает тень влетевшего дувукрылья
и ночь склонилась грустью о былом
и пляшет радостно шампанского пузырик.

Что делать нам не примиренными душой
с надеждами купеческого пыла,
зажить со смехом, но с просаленной страной,
с надёжностью того, что вскоре опостынет?

Да, не одним жив хлебом человек,
есть в человеке тайная надежда,
спасти себя, чтоб продолжая дальний бег
срастить себя с прохладой свежей.

И в затхлости обещанных щедрот
на исполненье дерзкого настроя
не потерять бы редкостных пород
средь шума гравия в укрытии покоя.

И мне не хочется поверить, что в пустом
окажутся усилия в разбеге,
не зря же я склонился над листом
со всей страной великих измерений.

Не зря же столько пройдено дорог,
не зря же Пушкин был и свет-Есенин,
не будет хуже завтрашний порог
живущих ныне в тяжбах населений.

Я не хочу, услышав правоту,
вдруг отказаться от наитий чуда,
что на земле прекрасную страну
сожрут до дна практические люди.

Я буду верить и в молитве каждый день
просить настойчиво верховного отца
с России снять расплывчатую тень
кошмаром названного сна.

10 августа 2004

*   *   *

Рассказывал, казалось, бредил,
не верилось, и всё-таки был прав,
ключи от братской веры
товарищам по случаю раздал.

Подняли, возвели под небо,
расстрелами отстаивали власть,
заздравную вначале пели,
на постамент поставили пропасть.

Вот такова наука восхождений
по трупам человеческих судеб,
взметнут от первых впечатлений
и как обычно пустят для потреб.

10 августа 2004

*   *   *

Августовское небо в осенней печали,
дождливым наклоном в окна глядит,
лето прошло, мы его прокричали
за кружкой хмельною под тенью ракит.

Завтра придёт пора, как предвестник
зимнего холода белых снегов,
улыбнётся вначале цветочным известьем,
крепким расцветом стойких «дубков».

И будет затем перемена в одежде,
ты снимешь легкий вчерашний прикид,
и дождик прохладой оглавится свежей,
пройдёт по посёлкам, города посетит.

Вёдра подставим, пускай наливает,
одной красоты недостаточно зреть,
такое устройство – человек добывает
из воздуха даже золото, медь.

И будет настойчиво в небе кружиться
и на земле всё живое порвёт,
ветер прощания в дома постучится
и с летом прощаться всех призовёт.

11 августа 2004

*   *   *

Оставь меня в покое, хоть на час,
дай мыслям спрятаться по тайнам,
с утра до вечера я думаю о нас
и с радостью я что-то открываю.

Я узнаю не виданное прежде,
меня манит твоя простая стать
и чувств нахлынувшая свежесть
и всё о чём словами не сказать.

Таких, как ты не будет никогда,
из миллиардов выбор не уместен,
я не хочу поведать про тебя,
другой уже не напишу я песен.

Поток любви остановим едва ли,
уходим мы, останется поток
и мы вернёмся в то, что создавали
на всё дай время, дай же срок.

Дай мне возможность отдохнуть,
от чувств дай краткой передышки,
но ты идёшь и снова не вздохнуть,
и сила чувств опять не понаслышке!

11 августа 2004

*   *   *

Мне снова праздновать рожденье,
мой день стучится снова в дверь
и принимать мне страшно поздравленья,
прошло не мало, верь-не верь!

Мне снова думать о неведанном остатке.
Годков осталось, сколько на бегу?
Каких стихов роскошные посадки
я насадить в ближайшем ли смогу?

О личном я задумаюсь прилежно,
день изо дня решаю свой вопрос,
затем махну, вдыхая воздух свежий,
и на свободу жизни перекос.

Задумал жить другому подражая,
решил обузу в тайну привнести?
И сам себя, конечно, я разуважаю,
потому, как не могу я без любви.

Мне никчему семейные затеи,
благой резон послушных пареньков,
я не могу уйти от главной темы
и в день рожденья буду я таков.

Я остаюсь на правильности курса,
идти вперёд до самого конца,
когда стихов несложное искусство
со мной предстанет в области суда.

Я расскажу, что не ступил ни шага
назад от истины творца
идти вперёд в любые передряги,
всегда вперёд без боязни суда.

Простит ли бог, его я попросил бы,
не хуже ж всех я пробыл на земле,
и если я гонялся часто за красивым,
я не побрезговал общению в дерьме.

Я никогда не строил строчной мины
рожь не корежил, жевано глядя,
я иногда не принимал возникших
из этого ж натурного хламья.

Я поперёк стоял таким высоким,
точнее я таких не замечал
и шёл к отцу я творческим подскоком
мальчишкой шустрым с выстрелом мяча.

И пусть года летят сплошным галопом
пусть всё сорвётся скоростью колёс,
я, как и был, останусь стихоплётом
среди персон, задравших в небо нос.

11 августа 2004

*   *   *                                                                                                                

Среди речей пустых и фраз                      
услышал я наполненное слово,
в сплетении сестёр, не напоказ,              
оно вести всегда готово.

И в передышках от ходьбы
за годы долгие стараний
благодарю я выборность судьбы
отроческих метаний.

Я благодарен выбору в слова,
в бескрайний океан созвучий,
где в детстве нежная волна
влекла меня в накаты чувства.

И тем, кто слышал, но был глух
в спесивом знании природы,
я пожелал бы вылечить свой слух
и на пустое зря не тратить годы.

А, помнишь, ты в своей балде,
как ты мне о поэзии вещала,
не слышавшая звука на строке,
кого-то мне изображала.

О! – сколько встретил я моднят,
косящих взглядом под поэтов!
Такие фразами нежизненно сорят,
с годами, наплевав на моду эту.

Бесстыже, через годы отойдя,
червивостью наречий развлекаясь,
они настойчиво слова чернят,
своим чернилом грязным увлекаясь.

И мне смешно на потуги глядеть,
и радостно дышать благодареньем.
Спасибо слово, что я смог пропеть,
пройдя предательство сомнений!

12 августа 2004

*   *   *

Поставил срок я для своих исканий,
найти хочу укрытые поля,
где дар мой в долгих ожиданьях
прорвётся сквозь зажатые края.

Я каждый день иду с киркою
натружено спешу открыть
всю красоту мне данную судьбою,
хочу в судьбе собою быть.

Мне никогда уже нельзя обратно,
вперед мой ход и никаких слабин!
От школьной перелистанной тетрадки
спешу спокойно в торжество седин.

На кой иначе жизнь случилась странно?
К чему сыр-бор затеянных бегов?
Мой дар, отысканный в тетрадках,
вот смысл всех в безысходности трудов.

И было страшно выйти на дорогу,
ходил уверенно не каждый день,
но всё же превозмог и, потеряв пороги,
стёр в порошок сомнений тень.

Мой срок незнаем и пройдет, конечно,
и страх мой не исчезает никогда,
но я спешу, бегу по краю бессловесья,
чтоб принести свой дар, мои слова.

12 августа 2004

*   *   *

Не тормози, раскручивай веселье,
с последней скоростью спеши,
узнавши жизни не хмельное зелье,
узнать, что скрылось с лучшей стороны.

Не обижай же холодом понятий,
в которых, в сущности, дурная спесь,
давай сегодня вместо всех занятий
нальём шампанского, и будем петь.

Мы пропоём любое просторечье,
отыщем вдруг душевный перезвон
и с силой всех глаголов и наречий
грусть возрастную в сторону столкнём.

Пусть отдохнёт прилипчивая стужа,
пусть снег оставит свой порыв
след застилать обиженного друга,
пусть друг вернётся из последних сил.

Мы примем всех в предательстве не правых
и без намёков горькой им нальём,
тост полетит с весёлостью приставок
и в окончаньях дно мы обретём.

Стакан, разбив, увидим новые рассветы,
за ними солнца утреннюю прыть,
и снова улыбнёмся всему свету
с одним желаньем жить и жить!

12 августа 2004

*   *   *

В своём кошмаре копошась,
с иглой, сдружившись жутко,
он наркотическую страсть
навёл прицелом на живущих.

Он предпочёл разбойный пыл
и воровскую тихую походку,
тюрьму не раз он проходил,
ел баландец и тухлую селёдку.

Уроком шёл туберкулёз
и в наказанье всех разбоев
он получил меж рёбер нож,
который страсти успокоил.

Кто вспомнит о тебе и, кто
когда-то подойдёт к могиле?
Поэт со стопочкой листов,
да те, которые простили.

12 августа 2004

*   *   *

Не остановить того, что происходит,
может нам, нежданно повезло,
и любовь к нам в жизнь приходит
на двоих в сокрытье от всего.

Сбережём, а может, и утратим.
Много раз я с горечью терял.
И любви придуманный кораблик
в волнах будней погибал.

Вспоминаю первые потери,
вспоминаю то, что не вернуть
и мою подорванную веру
надо бы сегодня не столкнуть.

Но при всех благих надеждах
к нам приходит невесёлый рок,
и рукою в сумрачных одеждах
нам даёт бесчувствия урок.

Как устал я от уроков страшных!
Как мне хочется в последний раз,
навсегда любить большою страстью,
для души любить, не напоказ.

Я хочу укрыть любовь от мира,
пусть не знает мир моей любви,
чтоб не сглазили мои порывы,
чтоб со мной на век осталась ты.

12 августа 2004

*   *   *

Подражатель, всем кому придётся,
ты по моде многим подражал,
постарел и в кружку с пивом льётся
с водкой твой остаточный запал.

Ты ошибся, как и многие в кумирах,
оказались божики хитрей,
на тебе и дураках таких же
сделали количество рублей.

Я смотрю, что так же повторимо
глупое поклончество твоё,
так же рвутся детские порывы
страстно в застарелое ярмо.

И давно я в жизни заприметил,
что кумирам нравится бедлам
бестолковой части населений
с поклоненьем их словам.

А вещать они умело могут,
про любовь, про жажду, телеса,
только жаль, что в пустоту уводят,
закрывают хмарью небеса.

И во всём всегда одно лекало,
крой известный для толпы,
неужели это человеку надо,
неужели в этом люди мы?

Ты допей бокал и выпей кружку.
Соглашений я с собой не жду.
Потяни остаток в самокрутке,
затумань просвет в своём мозгу.

12 августа 2004

НЕ НУЖНЫЕ ИГРЫ                                                                                  

Я играю в не нужные игры,                            
чёрте с кем со стаканом стою
разбросал на ничтожное силы,
хоть остаток теперь сберегу.

Убегаю от глупого спора,
укрываюсь в квартирной тиши
и с настроем благого отпора          
телефон отключаю в ночи.            

Не дают написать пары строчек,
из которых случился бы вдруг
перекат препинаний не точных
в точном образе смеха и мук.

Жизнь летит и страшнее галопа
мысль о том, что уже не успеть.
Эх, успелось бы вывести строки
и Россию достойно пропеть.

Мне бы главное вывести в книгах,
рассказать о любви и про то,
как мои современники жили,
как им было прожить не легко.

И берусь, и начну... Но молчиться,
почему-то не пишется мне.
И опять я у жизни иду поучиться
чёрте с кем со стаканом в руке.

Не сберечь мне последнюю силу.
Пей остаток и только до дна!
Пой, поэт, про любую Россию,
не жалей, всё достойно пера!

12 августа 2004 г.

*   *   *

Человек проходит с веком,
у каждого свой век,
но не все зовутся человеком,
даже если с виду человек.

12 августа 2004